За свободу

Такое же солнце, но в зените, над золотым башмаком с надписью: «Кто свободным хочет быть, под это солнце становись!» — было изображено на белом шелковом знамени; под которым пришли крестьяне четырех деревень имперского вольного города Гейльброна и множества других сел и деревень, расположенных по течению Неккара. Впереди отряда, под знаменем, шла Черная Гофманша, а рядом с ней выступал ее питомец и наследник всепожирающей ненависти, главный предводитель отряда Еклейн Рорбах[98] из Бекингена. Якоб или Еклейн, как его называли друзья на нижнешвабский лад, происходил из древнего имперского рыцарского рода, но стал кабатчиком. Казалось, все пороки и дурные страсти дворянской крови соединились в этом последнем отпрыске знатной фамилии, чтобы прорваться еще раз, прежде чем угаснуть вместе с нею. Он вел разгульную жизнь и был по уши в долгах. Поговаривали, что его руки обагрены кровью. Кредиторы побаивались его, а судебные исполнители, являвшиеся его арестовать, получали такой отпор, что были рады поскорей унести ноги. Настойчивость, необузданная отвага и острый ум привлекали к нему молодежь. Должно быть, неудовлетворенность своей долей, столь унизительной для человека знатного происхождения, побудила его воспринять у Черной Гофманши ненависть к рыцарям и попам. Он тоже видел в этой несчастной пророчицу, и так велика была ее слава, что люди толпами сбегались на ее пути и смотрели на нее с суеверным страхом, когда она шла в Шенталь.

Разграбление монастыря восставшими крестьянами в 1525 г. С рисунка пером современника Крестьянской войны И. Мурера

Якоб Рорбах избрал для своего отряда путь, ведущий через Эринген. Графы фон Гогенлоэ, со свойственным им высокомерием, тешили себя надеждой унять бурю, пустив в дело немного строгости и побольше обещаний. Но в Эрингене Рорбах поднял восстание, и крестьяне графов Гогенлоэ во главе с Вольфом Гербером присоединились к нему. С ними выступил и Вендель Гиплер.

В тот же вечер военачальники крестьянских отрядов собрались в большом монастырском зале. Главным начальником сводного отряда, названного Светлой ратью Оденвальда и Неккарталя[99], избрали Иорга Мецлера. Вендель Гиплер, избранный канцлером рати, расположился в покоях настоятеля, где брат Евсевий старался по мере сил уничтожить следы разгула и грабежа. Но отправиться на покой Гиплеру удалось лишь поздней ночью. Встретившись в Шентале с друзьями, он должен был со многими повидаться, о многом переговорить. Там царило радостное возбуждение в предвкушении счастливого исхода начатого дела. На радостях выпили немало кружек доброго монастырского пива. И в лагере, и в окрестных деревнях по всей долине шумное веселье не стихало до поздней ночи.

На следующее утро Вендель Гиплер встал несколько позже обычного. Он еще сидел за столом, уминая краюху хлеба и запивая ее вином, когда вошел Иорг Мецлер. С ним был рыцарь, закованный в латы с головы до пят. Коренастый и широкоплечий, он благодаря выпуклому панцирю и наплечникам казался еще плотнее и шире. Из-под открытого забрала смотрело круглое, как яблоко, лицо, обрамленное короткой мягкой бородкой. У него были маленькие, широко расставленные глазки, короткий приплюснутый и мясистый нос и прямые обвислые усы. Едва Вендель Гиплер бросил взгляд на эти розовые щеки и на этот отнюдь не грозный облик, как тут же вскочил с покойного игуменского кресла, обложенного подушками, и воскликнул:

— Гец фон Берлихинген!

— Он самый, — отозвался рыцарь. — Так вы еще помните меня? Давненько мы с вами не видались!

— Совершенно справедливо. В последний раз я видел вас в Гейльброне, — отвечал Вендель Гиплер. — Надеюсь, однако, что вы являетесь в полном вооружении не для того, чтобы сражаться со мной. Садитесь, господин рыцарь.

Гец фон Берлихинген. С портрета XVI в.

Гец фон Берлихинген последовал приглашению канцлера и, сняв свой боевой шлем, обнажил выпуклый лоб и облысевшую спереди голову. Еще густые и длинные волосы на затылке спускались прямыми космами на брыжи.

— Я был в Гейльброне в самый день суда, — продолжал Гиплер, — когда магистрат, невзирая на то что вы сдались при Мекмюле на почетную капитуляцию, хотел засадить вас в тюрьму. Его подбивал на это, как я узнал впоследствии, коварный Трухзес фон Вальдбург. Но счастью, брату вашего зятя, Францу фон Зиккингену и Флориану Гейеру, которым случилось проезжать поблизости в Штуттгарт, удалось наставить наш премудрый магистрат на путь истинный. Мне рассказывали потом, как досточтимые ратсгеры вскочили, бледные с перепугу, когда вы стукнули по столу железной рукой, отстаивая свое право, и как почтенные бюргеры, стоявшие с копьями и дубинками наготове, чтобы схватить вас, бросились врассыпную.