За свободу

Глухой ропот был ему ответом. Первый бургомистр надменно выпрямился и закинул голову. Это дело было хорошо известно каждому. Десять лет тому назад Георг фон Верницер, нынешний эндзейский шультгейс, за игорным столом в Дворянской питейной ударом кинжала прикончил своего кузена Иоаса Трюба. Подобно большинству представителей Золотой молодежи, Иоас Трюб растрачивал пыл своей молодости, не щадя сил и средств. Порвав со своей семьей, он погряз в долгах и брал у каждого, кто из симпатии к его веселому нраву раскрывал перед ним свой кошелек. Семейство Трюбов, как и Верницеры, принадлежало к старейшим фамилиям Ротенбурга, и Килиан Эчлих, подобно многим другим, считал, что Иоас Трюб вполне надежный должник. Утром, накануне своей смерти, Иоас пришел к Килиану рассчитаться, другими словами — округлить свой долг до ста гульденов, после чего в радужном расположении духа отправился в Дворянскую питейную… Но глава семьи отказался платить долги убитого сына. Старик Трюб был не просто скупым, он разыгрывал из себя Катона[39] и, когда суконщик подал на него в суд, стал взывать к его совести. Развращенность нынешней молодежи, ставшая притчей во языцех, находит себе благодатную почву главным образом в услужливости бюргерства, которое по непонятным причинам доверяет этим вертопрахам. Что станет с обществом, что станет с государством, если власти будут смотреть сквозь пальцы на гибель молодого поколения, которому предстоит сменить своих отцов у кормила правления? Нужно пресечь зло в корне. Нужно показать пример. Посему следует не только отвергнуть домогательства истца, но и наложить на него штраф за совращение молодежи и порчу нравов.

Магистрат согласился с этими доводами. Он стремился в первую голову к примирению влиятельнейших семейств города — Трюбов и Верницеров, чтобы предотвратить раскол среди патрициата. Со своей стороны, Верницеры рьяно добивались помилования убийцы, который бежал и был заочно приговорен к изгнанию из города… Что могли значить в таких условиях попранные права какого-то ремесленника? Правда, Килиан Эчлих после долгих мытарств добился в имперском суде решения в свою пользу, но он и по сей день ждет, чтобы ротенбургский магистрат привел его в исполнение. Между тем Георгу фон Верницеру достаточно было пожертвовать известную сумму в пользу госпиталя св. духа, и ворота родного города снова раскрылись перед ним.

Эразм фон Муслор высокопарно предложил почетному бургомистру оставить в покое мертвых, но это не соответствовало намерениям Эренфрида Кумпфа, который выпрямился во весь рост и возразил:

— Мертв закон, но беззаконие разгуливает на свободе. Можно ли рассчитывать на повиновение, преданность и любовь сограждан, когда мы сами подрываем их веру в правосудие магистрата?

Тут все обрушились на него. Тщетны были старания Георга фон Берметера, призывавшего к миру и согласию.

Никто не слушал его.

— Что нам до бюргерства? Что нам до императора в Испании?[40] — выкрикнул ратсгер фон Винтербах. — Здесь Ротенбург, мы здесь — господа! — И он что было силы стукнул кулаком по столу.

— Что нам до императора? — переспросил, сверкнув глазами, Эренфрид Кумпф. — Я вижу, господа, вы только того и ждете, чтобы Ансбах-Байрейтский прибрал к рукам наш город? Маркграф Казимир только и ждет удобного случая.

Ландскнехт с ружьем

С гравюры Эргарда Шёна

— Полагаю, что наши стены покрепче его бранденбургской башки, — презрительно фыркнул ратсгер фон Зейбот.

— Да, до тех пор, пока бюргерство будет заодно с патрициатом, — предостерегающим тоном произнес почетный бургомистр.

Всеобщий язвительный смех был ему ответом. Эразм фон Муслор коротко и выразительно подтвердил:

— Они всегда будут заодно!

— Еще бы! — запищал маленький и шарообразный ратсгер фон Гиплер.

— Так ли? — смело возразил Эренфрид Кумпф. — И даже тогда, когда вы своими беззакониями заставляете бюргеров вспомнить, что они тоже имеют подтвержденное грамотами право участия в управлении городом?

Эти слова произвели на уважаемых отцов города действие разорвавшейся бомбы. Но тут поспешил вмешаться второй бургомистр.

— О чем мы спорим? Дело давно решено. Совет сказал свое слово. Всякие словопрения излишни.

— Что? Как? — запальчиво возразил Эренфрид Кумпф. — Такого решения совет не принимал и не мог принять. Какое право имеет магистрат отменять приговор имперского верховного суда? Нет, тут пахнет кумовством. Чья-то услужливая рука в магистрате положила этот приговор под сукно!

Тут разразилась настоящая буря. Ратсгеры вскочили со своих мест, опрокидывая дубовые кресла, кричали, размахивали руками и осыпали угрозами Эренфрида Кумпфа. Председатель порывался заговорить, но прошло немало времени, прежде чем ему удалось водворить тишину. Его лицо побагровело от натуги. Затем он степенно и с достоинством произнес:

— Не пристало магистрату осуждать своих предшественников. Вынесенные ими решения обязательны и для нас. Дело Килиана Эчлиха решено и подписано. Почтенные и уважаемые господа советники, кто согласен, пусть поднимет руку.