За тайнами Плутона

На основании всех имеющихся данных нужно думать, что Селенгинская Даурия в вышеуказанных границах представляет очень древний участок материка Азии, сложенный из докембрийских отложений, подвергшихся складчатой дислокации в конце докембрия. С тех пор, с начала палеозоя, эта область оставалась сушей и подвергалась вертикальным движениям. Ее древние складчатые хребты были уже размыты в течение палеозоя, в конце которого... эти движения в нескольких местах создали впадины, в которых образовались озера и отложились осадки, кое-где с углем, перемежаясь с обильным вулканическим материалом происходивших одновременно излияний и извержений. Рельеф, созданный этими движениями, к половине мезозоя был уже сглажен, и в конце юры новые движения того же типа опять создали впадины, еще более многочисленные, с озерами, в которых образовались угленосные отложения. Омоложенный рельеф снова сглаживался и еще несколько раз подновлялся вертикальными движениями в третичное и четвертичное время, сопутствуемыми излияниями базальта. Последние поднятия четвертичного времени вызвали оледенение высших цепей, во всяком случае двукратное.

Но интересный вывод, вытекающий из наличия молодых вертикальных движений, омоложавших рельеф Селенгинской Даурии, состоит в следующем: нахождение угленосных толщ на перевале железной дороги через хребет Цаган-дабан, слоистых галечников и песков высоко на склонах современных хребтов теперь уже нельзя считать доказательствами прежнего высокого стояния уровня вод как в мезозойских, так и в четвертичных озерах, заполнявших впадины между этими хребтами. Эти водные отложения при молодых поднятиях могли или даже должны были быть подняты выше своего первоначального положения, и судить по их современному положению о высоте уровня озер, в которых они отложились, над дном современных долин, нельзя. И так как горные цепи, образующие раму оз. Байкал, принимали участие в молодых поднятиях, то вывод Черского о прежнем высоком уровне этого озера, сделанный на основании нахождения озерных песков и галечников на высоте до 330 м над современным уровнем, требует пересмотра с новой точки зрения..."

Древнее темя Азии - одна из проблем, которые интересовали

Владимира Афанасьевича всю жизнь. Почти полвека спустя он писал:

"Приходится отметить, что этот вопрос о древнем темени, главную часть

которого составляет Селенгинская Даурия, до сих пор еще не решен

окончательно, так как все позднейшие исследования этой области не

смогли собрать достаточно материала для этого решения... Хотя на

Витимском плоскогорье уже найдена морская фауна среднего докембрия,

но временное затопление части древнего темени морем еще не доказывает

отсутствия этого темени".

На протяжении многих десятилетий проблема древнего темени

вызывала оживленные, даже ожесточенные споры. Порой Обручев был

полемически резок: "...отсутствие этого темени еще никем бесспорно не

доказано, и, пока этого не будет сделано, я не имею основания

отвергать его".

Только после кончины Владимира Афанасьевича новые геологические

данные позволили наконец решить этот спорный вопрос. По современным

представлениям, древнее темя Азии никогда не существовало. И сам этот

термин сдан теперь в архив истории геологии...

Осенью 1898 года Обручев возвращался в Петербург уже на поезде.

Восточно-Сибирская партия полностью завершила свои полевые работы.

Надо было заканчивать разборку геологических коллекций

забайкальских и китайских, надо было готовить к печати дневники

путешествия по Центральной Азии...

"Петербургский период" длился три года. Обручев побывал в Вене,

наконец-то лично познакомился с Зюссом. В 1899 году принимал участие

в работе VII Международного географического конгресса, а год спустя

в работе VIII Международного геологического конгресса. Вышли в свет

два тома его "Дневников", удостоенные Золотой медали Русского

географического общества.

Весной 1901 года Владимир Афанасьевич получил неожиданное

предложение - возглавить кафедру геологии и стать деканом горного

отделения, которое создавалось в только что распахнувшем двери

Томском технологическом институте.

Дважды уже предлагали ему перейти на преподавательскую работу

в Москве, в Петербурге, но он отказывался.

"К преподавательской деятельности у меня большой склонности не было и возникало опасение, что профессура сильно затруднит мою исследовательскую работу, которая составляла уже основную задачу моей жизни. В этом отношении Е. Л. Зубашев (директор института. - А. Ш.) успокоил меня указанием, что летние каникулы давали возможность уезжать на полевые работы, а границы Центральной Азии, которая все еще привлекала меня, были от Томска только немного дальше, чем от Иркутска. В смете Томского технологического института имелись суммы на научные экспедиции.