За тенью дракона (СИ)

Льва миновали благополучно. Зерона в тот момент посетила мысль, что Ахарта специально отпустил его, заранее зная какие непреодолимые опасности встретятся ему на пути. Если здесь повсеместно встречались зверюги, против которых у Зерона не было никаких шансов остаться в живых, не сиди он на спине хорта, то, что его ждало на прямой дороге? Нет. Ахарта все же еще тот негодяй. Прикинулся добреньким. Жалкими грошами одарил, а сам представлял в тот момент, как Зерон будет отчаянно отбиваться от какого-нибудь клыкастого чудовища, а может и нечистой силы, против которой никакое оружие человеческое не спасет. Лепешек черствых дал на дорогу, а сам смеялся ему вслед. Дескать, иди малец, не хочу я тебя сам убивать, добрым буду. Пусть клыки кровожадной твари вспорют твой живот, и ты будешь умирать медленно, видя, как свирепый зверь поедает твои кишки. Вот гад, все же этот Ахарта! А перед смертью какой-то бред нес. Никому верить нельзя. Этот мир жесток и коварен. В нем царит закон зверя, а самый коварный зверь в этом мире это человек.

— Я буду самым коварным зверем, — процедил сквозь зубы Зерон, глядя с высоты холки хорта на бесконечные декорации спектакля под названием «Жизнь».

В декорациях справа проявились горы на горизонте. Над ними клубились темные свинцовые тучи, готовые сбросить на землю снег. Они пришли со стороны океана. Пишачей в небе заметно прибавилось. К ним присоединились коршуны. Кое-где в распадках темнели редкие перелески. Вдали паслось стадо лохматых степных быков.

Небесный огонь вошел в полдень, пригревая левую щеку Зерона мягким теплом и навевая дрему. Окружающие декорации расплылись, уступая место иллюзиям сна. К реальности Зерона вернул хобот хорта, толкнувший его в бок. Зерон вздрогнул, невольно хватаясь за меч, вскинул голову и увидел пред собой небольшую быструю речушку. Она бодро несла свои чистые воды по камням. Хорт топтался возле воды. Его детеныш тем временем, завалившись набок, весело плескался в речных струях.

Хобот хорта вновь нетерпеливо толкнул Зерона в бок. Слезай, дескать. Зерон уцепился за хобот и через миг стоял на земле.

— Все? Приехали?

Хорт мотнул головой из стороны в сторону, так будто понял вопрос.

«Не приехали еще. Привал, значит», — решил Зерон. Он подошел к воде. В реке на мелководье плавали крупные рыбины. Зерон не мог упустить такой удачный момент для рыбалки. Он осторожно вошел в воду, затаился неподвижно и дождался момента, когда одна из рыбин подплыла к его ногам. Быстрый выброс обеих рук, и рыба на берегу блещет серебром чешуи.

Зерон не стал ее жарить. Он распотрошил рыбу пальцами, удалив внутренности, и съел сырьем. Хорты тем временем плескались в воде и утоляли жажду. Зерон также напился чистой воды впрок и не преминул удобрить реку.

Можно было отправляться далее. Пред тем как забраться на холку хорта Зерон поймал еще одну рыбину про запас на вечер и насадил за жабры на прутик.

Хорты вместе с Зероном переправились через речку. Далее за ней плоская равнина сменилась пологими холмами и редкими перелесками. По-прежнему изредка на пути попадалось разное зверье большое и малое. В небе кружили пишачи вместе с хищными птицами, да на севере раздувались темные тучи.

Незаметно приблизился вечер. Для ночевки Зерон облюбовал один из перелесков. Здесь можно было набрать хвороста для костра, да и место было не столь открытое, как в чистом поле.

— Стой! — он ударил хорта пятками по бокам. Тот послушно остановился. Не дожидаясь, пока Хорт подаст хобот, Зерон скатился, как с крутой горки по его шерстистому боку и направился собирать хворост.

Империя Мауронгов. Столица Империи Варанга. Пять тысяч триста семнадцать путей Небесного огня от начала Хаккадора. Вечер девятнадцатого дня десятой Луны.

Тайлуг сидел на куче соломы, припав спиной к холодным камням. Холод притуплял боль в избитой спине. Он слышал, как вокруг него в темноте шныряли крысы. Гнусные твари опасались приближаться к живому человеку, но Тайлуг знал, что они не преминут изгрызть мертвеца до костей.

Темнота и голод обостряют чувства. Песчинки времени медленно падали в пустоту вечности, тревожа темную гладь воспоминаний, и давно забытые события прошлых лет рисовались на ней, проявлялись сквозь плотный туман забвения смутными картинами.

В них Тайлуг маленьким мальчиком карабкался по острым скалистым утесам над шумным прибоем Северного океана, впиваясь пальцами в крепкие камни и ощущая при этом пьянящую сладость опасности вместе с головокружительным восторгом преодоления высоты. Там наверху свежий ветер бил ему в лицо, наполняя его грудь великой силой, принесенной из неведомых далей.