Открыв глаза, Хедегор обнаружил себя лежащим в постели. В окнах брезжило рассветное зарево. Он с минуту глядел на серые и розовые разводы в небе, прежде чем до него дошло, что глаза больше не слезятся от света. Приободрившись, он потянулся к прикроватной тумбочке за телефоном, но не нашёл его там. Оставил на кухне? Почему не взял с собой, когда пошёл спать? А когда он вообще пошёл спать? Похоже, начать надо было именно с этого вопроса. Память ответа не выдала, и Лиам направился на кухню – туда, где обрывались события вчерашнего вечера.
Смартфон отыскался на столе рядом с пакетом эритроцитов, который теперь можно было смело вышвырнуть – мёртвая кровь и часа без холодильника не выдерживает.
Взяв в руки телефон, он проверил звонки: ни исходящих, ни входящих за прошлый день. Увидев дату, удивлённо сморгнул – по всему выходило, что он отключился больше, чем на сутки. Утро, встретившее его, было утром вторника. Уже почти набрав Ольсена, Лиам обратил внимание на тянущую боль внизу живота, которая становилась всё ощутимее.
– М-м-м, – он зажмурился, вспомнив о принятой магнезии [13]
.Общение с доктором придётся отложить до вечера. Оставалось только надеяться, что эффект от «горькой соли» исчерпает себя к этому времени.
– Лиам, ты соображаешь, что делаешь?! Если не появишься у меня в течение часа, я приеду сам!
Флегматичного Ольсена было не узнать. У Лиама уже начинало звенеть в ухе от криков, доносившихся из телефона.
– Только не начинай снова, Оливер. Мы три минуты назад договорились. Ты даёшь мне шанс, отпустив в Бильбао, а я до отъезда веду себя, как шёлковый. Зачем бы мне играть с твоим доверием? Буду через полчаса.
С мусорным пакетом в одной руке и с переносным холодильником для медикаментов в другой Лиам сбегал по ступеням, перепрыгивая через одну. Ольсен разошёлся не на шутку, и не стоило дразнить его. Хедегору с трудом удалось склонить врача к компромиссу, но чаши весов всё ещё колебались между «прикрой пациента, рискнув карьерой» и «спи спокойно, поступив по правилам». Одной пушинки, одной подробности из происшествий последних дней будет достаточно, чтобы этот спор в голове Ольсена решился не в пользу Лиама. Если бы мог, он не стал бы звонить этому зануде, но ему никак не протянуть без таблеток оставшуюся до поездки неделю, а принимать те, что были, после вчерашнего не хотелось. Оставалось обхаживать Ольсена и следить за тем, чтобы он не узнал ничего лишнего. Лиам уже предупредил сестру, чтобы молчала о разбитом зеркале и не делилась своими мыслями по поводу самочувствия брата, если Оливер спросит. На случай неожиданного визита Хедегор не поленился выдраить всю ванную комнату и сейчас нёсся выкидывать набравшийся мусор: осколки зеркала и пропавшие эритроциты.
За пару ступеней до площадки второго этажа нога Лиама соскользнула с отполированного тысячами шагов дерева… и Хедегор, попытавшись взмахнуть руками, завалился набок, подмял под себя кулёк с мусором, проехал на нём оставшиеся ступени и крепко приложился носом к перилам. Сев, он коснулся лица, ошарашено посмотрел на пальцы, испачканные в тёплом и красном. Дрожащей рукой потянулся к бедру, из которого торчало два осколка, и вытянул их, прижав ладонью проколы. Взгляд сместился на пробитый пакет с кровью, сочившийся тонкой алой струйкой.
– Не-ве-ро-ят-но… – прошептал Лиам, слизывая с губ солоноватую влагу.
Отмерев, он бросился к себе – останавливать кровотечение.
Пока справился с ранами, пока подчистил всё на лестнице и вынес-таки мусор, он опоздал безнадёжно. Ольсен не брал трубку, и Лиам решил просто ждать.
Сев в кровати, он застонал от ноющей боли во всём теле. Сначала было удивился, но потом припомнил уборку в ванной и на лестнице, когда ползал на коленях, собирая осколки, оттирая свою и донорскую кровь. Ему никогда раньше не доводилось так усиленно заниматься наведением чистоты. В доме родителей для этого существовали горничные, а по своим сорока квадратным метрам он раз в неделю проходился с пылесосом и раз в месяц со шваброй, чего вполне хватало.
Доковыляв до кухни, он искренне посочувствовал Анне и Катарине, убиравшим двадцатикомнатный особняк Хедегоров. Кто мог подумать, что это занятие так выматывает?
Просмотрев звонки на телефоне, он не обнаружил ни одного, кроме двух исходящих. От муторного чувства дежавю хотелось проблеваться. Однообразие пробуждений с пустотой в памяти на месте последних минут – или часов? – перед сном начинало здорово бесить, как заевшая пластинка, до которой никак не выходит дотянуться и разбить к чёртовой матери. Смутное беспокойство зудело под кожей, ныли свежие порезы на бедре, нос казался деревянным клином, который вбили в череп и полили кипятком, отчего он начал набухать, раскалывая больную голову.
Плавающий взгляд переместился по экрану смартфона от списка звонков к часам, и Лиам чуть не поперхнулся – начало пятого?! К Ольсену он собирался в шесть. Потом расквасил нос и часа полтора провозился с уборкой, после чего решил ждать врача дома и, видимо, уснул. Вновь проспав почти сутки.