За доставленные кому неудобства? Ей? Или той вульгарно одетой девице, которая вообще непонятно – покинула ли квартиру и была ли в состоянии её покинуть? После доставленных неудобств. Судя по её вчерашним крикам и лепету, неудобства были явно масштабнее тех, что пришлись на долю Фрэи.
Он ненормальный! К чему эта записка? Любой человек обошёлся бы коротким извинением на словах. Хедегор же вовсе не собирался разговаривать с ней, сразу прибегнув к этому странному способу. Что заставило его? Стыд? Раздражение? Злость на Фрэю за вмешательство?
Ни одно из этих предположений не помогало успокоиться.
Вернувшись в спальню, Фрэя выхватила из-под подушки телефон и набрала Инге.
– Я проспала. Прости. Вы ещё там? Я подъеду, ага?… Отлично. Скинь ориентировку, куда ехать… До скорого.
Собравшись меньше, чем за четверть часа, Фрэя вылетела из дома, спасаясь от вернувшейся тишины и поднявшей голову гидры мыслей.
Развалины текстильной фабрики и впрямь были впечатляющими: тёмно-красный кирпич стен, остовы прядильных станков, гигантские чаны для краски… Полчища пауков и лохмотья паутины.
Такие пафосно-устрашающие на фотографиях и совершенно простые и весёлые в жизни, друзья-товарищи готы воодушевлённо разведывали территорию, дружно обустраивали очередной уголок для фотосессии. Несколько раз даже Фрэю загнали под объектив, замотав её, как гусеницу, длинным полотном чёрного крепа так, что повседневную одежду стало совсем не видно. Фрэя боялась себе представить, что за фотографии получит, когда умельцы из их компании пошаманят над кадрами в Фотошопе.
К полудню, вымотавшись до предела, решили заканчивать. Загрузились в две машины и рванули в центр обедать.
Инге, наблюдая нарочито смешливую, порой, до оголённого нерва, на грани истерики веселящуюся Фрэю, пыталась несколько раз добиться от неё объяснений. Но Кьёр включила режим «не понимаю, о чём ты», и Сёренсен отступила. Временно. Фрэя пообещала себе, что обязательно расскажет подруге о вчерашнем происшествии, но не сейчас. Когда-нибудь потом. Завтра, через неделю, в следующем месяце… Не раньше, чем сможет трезво оценить факты. Сейчас она боялась выплеснуть на Инге слишком много лихорадочного бреда, терзавшего её сознание неясными и необоснованными страхами.
Посидев в кафе около часа, компания переместилась к Йенсу – фотографу, рулившему сегодняшней фотосессией. До вечера рассматривали и отбирали кадры. Фрэя не заметила наступления темноты и спохватилась только в восемь. Распрощавшись со всеми, она оставила их развлекаться, а сама доехала до дома на автобусе.
Закрыв двери парадной, Фрэя щёлкнула выключателем… Свет не зажёгся.
Пощёлкав туда-сюда с тем же результатом, она решила пробираться наощупь, но не успела сделать и трёх шагов, как налетела на что-то твёрдое и, беспомощно взмахнув руками, впечаталась лицом в ковёр. В носу защипало и потекло. Господи, она что, расквасила его? Для девушки и одного такого случая за жизнь многовато, что говорить о двух…
«Везучая же ты, Фрэя Кьёр. Прямо донельзя!»
Но помилуйте, что это было посреди парадной?
Скукожившись на четвереньках, она зажала кровоточащий нос и отпихнула ногами нечто похожее на табурет. Едва подумала о том, чтобы подняться, как её подхватили под живот чьи-то руки, и мужской голос над затылком скороговоркой выдал:
– Не бойтесь, Фрэя, это я – Лиам. Простите ради бога. Мне… ужасно жаль.
Кьёр взвилась на ноги, как ошпаренная, вывернулась из рук Хедегора и рванула наугад к лестнице.
– Убьётесь! Стойте же!
Фрэю снова подхватили, удержав от падения, и стиснули так крепко, что у неё ребра заныли.
– Пустите! Не трогайте меня, – задушено прогундела она, всё ещё пытаясь зажимать нос.
– Пущу. Вы только не бегите. Подождите хотя бы, пока я лампочку вкручу.
Невидимые в темноте руки разжались и мягко подтолкнули Фрэю к стене. Ощутив опору лопатками, она затихла. Рядом глухо стукнуло дерево, заскрипело. Под потолком послышалась возня и шуршание, и почти сразу яркий свет залил парадную. Фрэя увидела, как сосед неловко спрыгивает с табурета, прикрывая рукавом глаза, как, сгорбившись, ожесточённо трёт лицо и убирает руку…
Кьёр икнула, вжимаясь в стену.
Он был ужасен! Красные глаза слезились, щеки алели раздражённой сыпью, походившей на сильнейшую аллергию, верхняя губа выглядела так, будто он её кусал, не контролируя себя, много, часто, мучительно.
Видимо, сама Фрэя тоже смотрелась не очень. При взгляде на неё брови Хедегора съехались к переносице, а губы сложились в беззвучное: «Уф».
– С меня ящик Совиньона, – пробормотал он.
– Н… не нужно.
Лиам пристально посмотрел на Фрэю и, что-то увидев в её лице или взгляде, опустил глаза. Раздражённо дёрнув губой, отвернулся.
– Как хотите.
Подхватив табурет и сгоревшую лампочку, он двинулся к лестнице. Фрэя нерешительно шагнула за ним.
Уже отпирая двери в квартиру, она зачем-то бросила ему вдогонку:
– Почему вы без света были? У вас нет фонарика?
Хедегор, не оборачиваясь, остановился, будто бы размышляя над ответом.
– Есть, – услышала Фрэя. – Я как-то не подумал о нём.