За то, что я руки твои не сумел удержать…

Когда мозаик никнут травы
И церковь гулкая пуста,
Я в темноте, как змей лукавый,
Влачусь к подножию креста

И пью монашескую нежность

В сосредоточенных чертах,
Как кипариса безнадежность
В неумолимых высотах.

Люблю изогнутые брови,

И краску на лице святых,
И пятна золота и крови
На теле статуй восковых.

Быть может, только призрак плоти

Обманывает нас в мечтах,
Просвечивает меж лохмотий
И дышит в роковых страстях.

‹Лето 1910, Лугано›

«Под грозовыми облаками…»

Под грозовыми облаками
Несется клекот вещих птиц:
Довольно огненных страниц
Уж перевернуто веками!

В священном страхе тварь живет —

И каждый совершил душою,
Как ласточка перед грозою,
Неописуемый полет.

Когда же солнце вас расплавит,

Серебряные облака,
И будет вышина легка,
И крылья тишина расправит?

‹Не позднее 5 августа 1910›

«Единственной отрадой…»

Единственной отрадой,
Отныне, сердцу дан —
Неутомимо падай,
Таинственный фонтан.

Высокими снопами

Взлетай и упадай
И всеми голосами
Вдруг – сразу умолкай.

Но ризой думы важной

Всю душу мне одень,
Как лиственницы влажной
Трепещущая сень.

‹Июль› 1910

«Над алтарем дымящихся зыбей…»

Над алтарем дымящихся зыбей
Приносит жертву кроткий бог морей.

Глухое море, как вино, кипит.

Над морем солнце, как орел, дрожит.

И только стелется морской туман

И раздается тишины тимпан;

И только небо сердцем голубым

Усыновляет моря белый дым.

И шире океан, когда уснул,

И, сдержанный, величественней гул;

И в небесах, торжествен и тяжел,

Как из металла вылитый орел.

‹Не позднее июня› 1910

«Необходимость или разум…»

Необходимость или разум
Повелевает на земле —
Но человек чертит алмазом
Как на податливом стекле:

Оркестр торжественный настройте,

Стихии верные рабы,
Шумите, листья, ветры, пойте —
Я не хочу моей судьбы.

И необузданным пэанам

Храм уступают мудрецы,
Когда неистовым тимпаном
Играют пьяные жрецы.

И как ее ни называйте

И для гаданий и волшбы
Ее лица ни покрывайте —
Я не хочу моей судьбы.

‹Не позднее июня 1910›

«Когда укор колоколов…»

Когда укор колоколов
Нахлынет с древних колоколен,
И самый воздух гулом болен,
И нету ни молитв, ни слов —

Я уничтожен, заглушен.

Вино, и крепче, и тяжеле,
Сердечного коснулось хмеля —
И снова я неутолен.

Я не хочу моих святынь,

Мои обеты я нарушу:
И мне переполняет душу
Неизъяснимая полынь.

‹Не позднее 5 августа 1910›

«Мне стало страшно жизнь отжить…»