За то, что я руки твои не сумел удержать…

Осенний сумрак – ржавое железо —
Скрипит, поет и разъедает плоть:
Что весь соблазн и все богатства Креза
Пред лезвием твоей тоски, Господь!

Я как змеей танцующей измучен

И перед ней, тоскуя, трепещу;
Я не хочу души своей излучин,
И разума, и Музы не хочу…

Достаточно лукавых отрицаний

Распутывать извилистый клубок;
Нет стройных слов для жалоб и признаний,
И кубок мой тяжел и неглубок!

К чему дышать? На жестких камнях пляшет

Больной удав, свиваясь и клубясь,
Качается, и тело опояшет,
И падает, внезапно утомясь.

И бесполезно, накануне казни,

Видением и пеньем потрясен,
Я слушаю, как узник, без боязни,
Железа визг и ветра темный стон…

«В самом себе, как змей, таясь…»

В самом себе, как змей, таясь,
Вокруг себя, как плющ, виясь —
Я подымаюсь над собою:

Себя хочу, к себе лечу,

Крылами темными плещу,
Расширенными над водою;

И, как испуганный орел,

Вернувшись, больше не нашел
Гнезда, сорвавшегося в бездну, —

Омоюсь молнии огнем

И, заклиная тяжкий гром,
В холодном облаке исчезну!

«Неумолимые слова…»

Неумолимые слова…
Окаменела Иудея,
И, с каждым мигом тяжелея,
Его поникла голова.

Стояли воины кругом

На страже стынущего тела;
Как венчик, голова висела
На стебле тонком и чужом.

И царствовал и никнул Он,

Как лилия в родимый омут,
И глубина, где стебли тонут,
Торжествовала свой закон.

«Я помню берег вековой…»

…
Я помню берег вековой
И скал глубокие морщины,
Где, покрывая шум морской,
Ваш раздавался голос львиный.

И Ваши бледные черты,

И, в острых взорах византийца,
Огонь духовной красоты —
Запомнятся и будут сниться.

Вы чувствовали тайны нить,

Вы чуяли рожденье слова…
Лишь тот умеет похвалить,
Чье осуждение сурово.

«В изголовьи черное распятье…»

В изголовьи черное распятье,
В сердце жар и в мыслях пустота —
И ложится тонкое проклятье —
Пыльный след – на дерево креста.

Ах, зачем на стеклах дым морозный

Так похож на мозаичный сон!
Ах, зачем молчанья голос грозный
Безнадежной негой растворен!

И слова евангельской латыни

Прозвучали, как морской прибой;
И волной нахлынувшей святыни
Поднят был корабль безумный мой:

Нет, не парус, распятый и серый,

С неизбежностью меня влечет —
Страшен мне «подводный камень веры»[11],
Роковой ее круговорот!

«Душный сумрак кроет ложе…»

Душный сумрак кроет ложе,
Напряженно дышит грудь…
Может, мне всего дороже
Тонкий крест и тайный путь.

«Темных уз земного заточенья…»