Широко распахнулись двери в приемную Председателя комитета обороны, Верховного главнокомандующего вооруженными силами Советского Союза Иосифа Виссарионовича Сталина и на пороге возникла несколько плотная фигура наркома внутренних дел Лаврентия Берия, одетого в темно-синий отлично отутюженный костюм, с белой рубашкой и с аккуратно завязанным узлом галстуком. С порога Лаврентий Павлович несколько подслеповатыми глазами осмотрел главную приемную Советского Союза и, по-приятельски кивнув головой с короткой стрижкой Поскребышеву, направился к двери, ведущей в кабинет к товарищу Сталину. Проходя мимо стола Поскребышева, заваленного бумагами и документами, он вполголоса спросил:
— Как он там?
— В основном проблемы на фронте. Вчера ночью посещал Генштаб, не получил ответы на некоторые свои вопросы. Разъярился, снял с должности начальника Генерального штаба и на этот пост снова назначил Бориса Андреевича. — Таким же деловито-приятельским тоном прошептал генерал майор Александр Николаевич.
Иосиф Виссарионович Сталин сидел за рабочим столом в дальнем углу своего кабинета, внимательно просматривал бумаги и документы из пузатой красной папки. Увидев входящего в кабинет Лаврентия Берию, усмехнулся в усы, коротко кивнул тому головой и сказал:
— Посиди за тем столиком. Вскоре я присоединюсь к тебе, тогда и расскажешь о своей проблеме. А то мне нужно со всеми этими бумагами из Генштаба, как можно быстрее покончить.
Лаврентий Павлович подошел к чайному столику, в центре которого стояла вазочка с печеньем. Уже усаживаясь на стул, хватанул одно печеньице из вазочки и быстро его проглотил. Спешил к Сталину на прием, он не успел позавтракать в наркомате, а сейчас почувствовал голод. Иосиф Виссарионович продолжал работать за своим столом и сделал вид, что не заметил кражи своего печенья. Через десять минут он нажал какую-то кнопку на столе и коротко буркнул;
— Зайди и забери красную папку. Да и чая нам тут сообрази. Тут один сильно проголодался, вот и ворует мое и твое печенье. Так, что сообрази там пару бутербродов с рыбой и сыром.
Иосиф Виссарионович легко, несмотря на свои шестьдесят два года, поднялся из-за рабочего стола и, неторопливо, но совершенно бесшумно ступая юфтевыми сапогами с мягкими подошвами по ворсу иранского ковра, подошел к чайному столику и сел на свой стул, стоящий строго напротив стула гостя, которым на этот раз был Лаврентий Павлович.
В этот момент открылась дверь, в кабинет вошел Александр Николаевич Поскребышев и тут же направился к большому рабочему столу, где забрал толстую красную папку. А внешне неприметная девушка в сером батистовом платье и простых белых башмачках подкатила колясочку с чаем и бутербродами к чайному столику, быстро и ловко все это переставила на чайный столик. Мгновенным взглядом, осмотрев простенькую сервировку столика, она одним движением руки изменила угол поворота пучки серебряного сталинского подстаканника и тут же исчезла из кабинета.
Иосиф Виссарионович сидел напротив наркома Лаврентия Берии, некоторое время задумчиво пил чай. Затем он тяжело вздохнул и начал жаловаться на военные невзгоды:
— Понимаешь Лаврентий, я столько времени, сил и денег армии уделял, что, казалось бы, весь мир должен был бы лежать под сапогом красноармейца. Но вот началась война и что мы видим, что наши хваленые красноармейцы миллионами сдаются врага. Представляешь, они сдаются в плен батальонами, полками и бригадами вместе со всем своим вооружением, ни разу не выстрелив по немцам. Что же это такое, разве такое поведение красноармейцев не похоже на настоящее предательство родины. Последние десять лет весь Советский Союз только на них работал, все лучшее, что производилось в стране, уходило на подготовку к этой войне. Токаревские и симоновские винтовки, дегтяревские пулеметы, новые системы артиллерийского огня и катюши, танки, самолеты — все ушло на фронт и неплохо себя показало. Танки Т-34 своими орудиями пробивают броню практически всех немецких танков, но в наступление почему-то идут немцы и, применяя наши научные достижения в военной стратегии, окружают и уничтожают наши же корпуса, вооруженные современнейшими Т-34.
В наступившую паузу Лаврентий Павлович даже и не подумал поддерживать или перечить словам товарища Сталина, так как понимал, что руководителю государства рабочих и крестьян просто потребовался слушатель, которому без опаски и последствий можно было излить свои потаенные мысли. Вот сейчас товарищ Сталин их и изливал на своего вернейшего соратника по партии и по руководству страной.