За третьей гранью

Я низко опустила голову, пытаясь скрыть ухмылку и только сейчас поняла, что уже спокойно, без напряга, ловлю его мысли, как и мысли моего хозяина. Пресловутая женская интуиция подсказывает, что это вампир мне так «удружил» – не стоило и думать тихо и не заметно от него пытаться читать чьи-либо мысли. Хотела? Пожалуйста! Получите и распишитесь!

Не особо огорчаясь по этому поводу, я вся обратилась в слух, стараясь стереть со своей физии выражение безграничного любопытства.

Толстяк алчно разглядывал меня, а особенно туго обтянутую узкой кофтой грудь и голые коленки. Ай, знаю я, что красивая, но это ещё не повод так на меня пялиться!

«– Слушай, ну не будь дураком, продай, а? – уламывал вампира человек. Я немножечко офигела от таких речевых заворотов, но потом припомнила, что двусторонней телепатии свойственно переводить чужие мысли в понятия, привычные и понятные читающему, и успокоилась. – Ты всё равно за них заплатил в несколько раз больше, чем стоит десяток таких девочек!»

«– Вот только не говори мне, что сам готов заплатить мне столько! – нехорошо улыбнулся Брунгальд, глядя на своего гостя с явной неприязнью. – А меньшее будет для меня чистым убытком».

Человек недовольно засопел. Видимо, раскошеливаться на довольно внушительную сумму его не тянуло. Я низко опустила голову, скрывая довольную ухмылку. Я вспомнила, где видела этого толстяка – это с ним торговался за нас вампир на рынке. Хотя «за нас», не совсем верно. Скорее, из врождённой вредности и антипатии к данному представителю сапиенсов. Как я его понимала….

«– Но она очень нерадивая рабыня! – камень в стоящие на столе бадейки. – Зачем тебе такая?»

«– А тебе?» – вопросом на вопрос ответил хозяин, явно не найдя более подходящего варианта.

Сальный взгляд, оценивающе скользнувший по моей фигуре ответил куда лучше любых слов. Я поёжилась и отступила за спину хозяина, словно за надёжную и неприступную стену. Постоять за себя я могла, но что-то мне подсказывало, что даже простую оплеуху мне не простят и убьют. Варвары.

Хотя, если задуматься… Брунгальд ведь откуда-то с севера, Скандинавия, Нидерланды или что там существовало в далёком прошлом? Никогда не учила историю из-за своих дурацких принципов, а по географии дико не любила нашу учительницу и не учила уже ей назло, зная, что пару мне всё равно в четверти не влепят. Насколько я помню, у викингов нравы не менее дикие, чем у здешних аборигенов, может, даже более жестокие в отношении пленных. Но Брунгальд к нам был довольно лоялен, ничего страшнее чисто символических подзатыльников мы от него не получали, только кормил он нас плохо, это да. А так и амулеты дал, чтобы мы могли между собой общаться, и не запрещал он нам ничего. В общем, жить можно. Но не долго. Такими темпами я скоро от скуки сдохну.

А вот у этого толстяка я сдохну гораздо быстрее, причём от более банальных причин. Смирение не входит в мои добродетели (я вообще сомневаюсь, что они у меня есть), зато неумение просчитывать последствия своих выходок я считаю первым из грехов, ибо чаще всего из-за этого по ушам и огребаю. Ну дам я этому толстяку в глаз или в нос, когда ко мне полезет, и будет это моим последним осознанным решением, так как этот хмырь прикажет сразу же запороть меня насмерть…

Я поймала себя на том, что, во-первых, думаю об этом человеке слишком категорично и словно меня ему уже продали, а в-вторых, я потеряла нить разговора вампира и толстяка. Кажется, они перешли на личности. Вот, а говорят, только женщины посплетничать любят! Враньё!

Как всегда, после перехода на личности, мужики готовы были сцепиться друг с другом, и я ненавязчиво повисла на локте вампира мёртвым грузом. Если он разъяриться, то это мало чем поможет – отшвырнёт и не заметит, но если попытаться ненавязчиво его как-то отвлечь…

«Ты так беспокоишься за жизнь этого человека?» – иронично поинтересовался Брунгальд.

«Нет, – хмыкнула я, – но вот только не ври, что сам труп закопаешь! Заставишь бедных красивых девушек мучиться, а у тебя ведь даже лопаты нет, руками рыть могилку придётся…»

Цезарем вампир не был, то есть одновременно вести высокоинтеллектуальную беседу со мной и толстяком он не мог, и последний поспешил воспользоваться возникшей заминкой. Неожиданно красноречиво он описал, как был порабощён моей неземной красотой (прекрасно помню, что я на тот момент представляла: волосы грязные, даже под слоем пыли видно, что ярко-рыжие и торчат во все стороны, кожа обгоревшая и шелушащаяся, лицо перекошенное от хронического недосыпания) и теперь мечтает иметь в своей коллекции такую экзотичную рабыню. После слов о коллекции, показавшимися мне наиболее оскорбительными, мне захотелось вырвать язык и выцарапать глаза этой ошибке природы прямо сейчас.