Кричать что-то я не стала – бесполезно. Во-первых, не поймут, а во-вторых даже если бы и поняли, то помогать презренной рабыни никто бы не стал. Народ бы только с удовольствием понаблюдал за нашей гонкой. Поэтому бежала я молча, стараясь не расталкивать людей, а проскальзывать между ними – когда очень припёрло, у меня и этот трюк получился. Перед глазами маячила худая спина подростка, не петляющего, как перепуганный заяц, и не оглядывающегося, словно он не опасался погони.
Он остановился, только когда вылетел на половину работорговцев. Судорожно оглядевшись, он снова бросился бежать куда-то, словно на пожар опаздывал. Нас разделяла всего пара шагов, но я никак не могла нагнать или схватить его, и это бесило меня ещё сильнее. Пару раз я натыкалась на людей, бурчала что-то извиняющееся, низко кланялась и бежала дальше. Один раз я почти потеряла воришку из поля зрения, заметив его совершенно случайно: быстро проходила мимо помостов с рабами, с прищуром оглядываясь кругом, и снова взглянула на того раба, которого заметила в первый раз. Мальчишка обнаружился там же – он о чём-то ожесточённо спорил с худым, как щепка, продавцом, с длинноносым лицом прохвоста и жулика. Покрытый пылью мужчина смотрел на паренька с надеждой и скрытой гордостью, слабо и устало улыбаясь, словно то, чего он боялся больше жизни, уже его миновало.
Я замерла, непроизвольно потянувшись к силе амулета. Чужие мысли несвязанными образами и смутными воспоминаниями потекли ко мне, завертевшись странным и страшным калейдоскопом, составленным, казалось, из одного только страха. Разобралась я только в одном: мужчина с пустыми глазами – отец малолетнего карманника, и его продали в рабство за не отданный долг какому-то богатею. Эмоции мальчишки по отношению к этому персонажу их маленькой истории были так ярко окрашены в негатив, что и я сама прониклась ненавистью и отвращением к совершенно мне незнакомому человеку.
Нда… Я отвернулась и медленно побрела прочь. Ну их, эти деньги. Всё равно не мои, а начнёт Брунгальд докапываться, дам ему прочесть моё воспоминание, пусть подавиться и отстанет. Я умею ценить чужую решительность, потому что мне самой её зачастую не хватает, и приходится заменять её наглостью и напористостью.
Я снова с кем-то столкнулась, привычно пробурчала извинение, но когда попыталась обогнуть препятствие, меня грубовато удержали за локоть. Я дёрнулась пару раз и недовольно взглянула на посмевших меня задерживать. Хм, и почему я совсем не удивилась, узрев перед собой расплывшуюся харю нашего несостоявшегося покупателя?
Он окинул меня быстрым пристальным взглядом, словно проверял наличие рук-ног на приличествующих местах, а затем довольно махнул кому-то. Рядом мгновенно появились пара высоких молодцев с тёмными рабскими браслетами на предплечьях. Мне на плечи опустились тяжёлые и грубые чужие ладони. Я вскинулась и быстро огляделась, оценивая ситуацию, хотя отвратительная ухмылка на лице торговца и так позволяла описать происходящее двумя словами: «полный п…ец!».
Холодно улыбнувшись, я попыталась высвободить плечо из рук смуглого раба, но не тут-то было! Схватка была, как принято говорить, железная. Хотя на мой взгляд, всё таки каменная – железо хоть расплавить можно. С тоской покосившись на прохожих, бросающих на нашу примечательную компанию любопытные взгляды, но не спешащих вмешиваться, я натянуто улыбнулась быстро протараторила какую-то чушь, которую и при знании русского было тяжело разобрать.
Не знаю, что подумал толстяк, но милостивым взмахом, он разрешил рабу меня отпустить… только затем, чтобы мне связали руки. Сзади и жёсткой и колючей верёвкой. Изверги!
Дождавшись, когда раскосый темнокожий раб закончить затягивать узлы, я улучила момент и бросилась на землю. Симулировать эпилептический припадок я не стала. Справедливо подозревая что аборигены и болезни такой не знают, я быстро откатилась в сторону, попутно сбив с ног второго растерявшегося раба, быстро вскочила и бросилась бежать, проталкиваясь сквозь толпу. Целеустремлённо прохаживающиеся люди как-то слишком быстро и незаметно стали толпой, через которую было очень тяжело проталкиваться, особенно со стянутыми за спиной руками. Хорошо хоть, задержать меня не пытались.