За три мгновения до свободы. Том 2

«Неужели я еще сплю?», – Блойд прислушался к своим ощущениям и к звукам, наполнявшим камеру. Не было никаких сомнений, что он уже не спит. Но этот звук… В его реальности тоже не было сомнений. Блойд так хорошо знал этот звук, так любил его и так по нему тосковал. Больше всего на свете ему хотелось сейчас открыть глаза, но так страшно было их открыть и ничего не увидеть… А вдруг это правда все еще сон?

Хлопанье крыльев разрушило все сомнения. Блойд открыл глаза. Прямо над ним на самом краешке окна сидел голубь. Белый, как снег, чубатый пышнохвостый голубь. Блойд отказывался верить своим глазам. Это был не просто голубь, это был ЕГО голубь, его Луи.

Нет, во сне был не он, во сне был его первый чубатый, подаренный стариком Хейджем. А Луи был его потомком, чистокровным эссельвильским чубатым почтарем. Таких во всей Эссентеррии по пальцам пересчитать. Эссельвильские почтари – уникальные голуби. Никому и никогда не удавалось больше вывести ничего похожего. И дело даже не в великолепном пышном снежно-белом оперении, не в раскрытом веером хвосте, не в задорном дерзком хохолке на точеной головке. Нет, красавцев-голубей на свете достаточно. Эссельвильцы ценились за свою уникальную способность безошибочно находить на больших расстояниях не только свой дом, но и своего хозяина. Далеко не всякого хозяина, надо заметить. Это тяжело объяснить словами, но между голубем и человеком должна была установиться какая-то незримая внутренняя связь, чувство взаимного доверия, привязанности, даже любви, если хотите. Если это случалось, а между Блойдом и Луи это несомненно случилось, голубь начинал чувствовать своего хозяина на расстоянии. Он не только заранее предугадывал его появление, но улавливал малейшие движения его души, приноравливая к ним свои повадки. Если хозяин был весел, голубь тоже начинал радостную возню, щелкал крыльями, суетился, а оказавшись на воле, начинал стремительно нарезать круги в небе, периодически спускаясь, чтобы пролететь прямо над головой своего бескрылого друга, едва не касаясь лапками его волос. Если хозяина одолевала печаль, голубь тихонько опускался на его плечо, упирался своей головкой в его ухо и тихонько курлыкал. «Ничего, ничего. Не расстраивайся», – словно пытался сказать он другу.

Если же случались разлуки, голубь начинал тосковать. Он становился вялым, терял аппетит. Известны случаи, когда эссельвильские почтари погибали, не вынеся долгой разлуки. Но, если такого голубя выпускали, он, одному ему ведомым способом, словно в нем был встроен особый компас, безошибочно определял направление, в котором следовало искать хозяина. И не важно, какие расстояния их разделяли, рано или поздно эссельвилец тихонько садился на плечо своего человека и начинал негромко пощелкивать клювом у самого его уха. Проходило немного времени, и голубь вновь начинал тосковать. Теперь уже по своему дому, к которому был привязан ничуть не меньше, чем к хозяину. И тогда хозяин разрешал ему вернуться. Голубь улетал, а через некоторое время снова мчался назад, гонимый тоской по своему другу.

Именно поэтому эссельвильские чубатые почтари были уникальны и ценились на вес золота.

Обычные почтовые голуби натаскивались на возвращение к своему дому. Это всегда было «письмо в один конец». Если предстояла долгая и дальняя дорога, приходилось брать с собой целую голубиную стаю, чтобы можно было время от времени отправлять о себе весточку домой. Но если путешествие слишком затягивалось, то голуби начинали потихоньку отвыкать от своего старого дома и как почтальоны становились бесполезны. Отправить же простым почтарем письмо «в обратную сторону», то есть из дома, было вообще невозможно. С этим могли справиться только конные гонцы, лишь приблизительно догадывающиеся о местоположении адресата из последней голубиной почты. Или эссельвильские чубатые с их «внутренним компасом» и извечной тоской по хозяину. Последние справлялись со своей задачей и быстрее, и безошибочней.

Луи спорхнул с окошка и уселся на плечо Блойда. Гут набрал в рот воды из глиняного кувшина и вытянул губы трубочкой, потихоньку пуская сквозь них прохладную влагу. Луи, уставший от перелета, с удовольствием защекотал губы Блойда своим клювиком, утоляя жажду. Друзья снова были вместе.

Луи был с Блойдом уже несколько лет. Ему приходилось отыскивать своего хозяина в самых отдаленных уголках Эссентеррии, а затем снова неизменно возвращаться домой в Золотую бухту.

Вот и сейчас он отыскал хозяина в этом холодном каменном мешке. «Это невозможно, – все еще не веря случившемуся, думал Блойд. – Даже эссельвильским почтарям не под силу такое. Одно дело – на земле. Там они всегда могут найти место для отдыха или укрытие от непогоды. Но расстояние от Большой земли до Крепости слишком велико, его не одолеть в один перелет ни одному голубю. А по пути нет ни клочка земли, где Луи мог бы приземлиться и отдохнуть. Но Луи здесь, и это не сон. А это может означать только одно…».