Умный конь шёл по крутой тропинке осторожно, мягко ступая обмотанными в дерюгу копытами.
Спустились на равнину, вышли на каменистую дорогу. Афанасий шёл впереди, вглядываясь в темноту. Позади виднелось зарево над храмом огня.
Джигит вёл коня. Тихо прошли они мимо крепостной стены. Дальше был самый опасный кусок пути — широкое поле перед воротами, ярко освещённое луной. У ворот стояла стража.
Яхши-Мухаммед снял тряпки с копыт коня, сел сзади Юши, закутал ему лицо рубахой Афанасия и рысью погнал коня.
— Горе тебе, злосчастнейший раб, да накажет тебя аллах! — закричал он громко, когда они приблизились к воротам. — Почему ты не взял с собой факела и заставляешь меня плутать во тьме?
Залаяли собаки. Из сторожки выбежал человек.
— Кто едет? — раздался хриплый со сна голос сторожа.
— Слава аллаху! О мусульманин, покажи мне дорогу к морю, — отвечал джигит. — По милости этого нечестивого пса я блуждаю по горам с больной рабыней.
— Кто ты? — спросил сторож.
— Я гонец шаха светлейшего, еду в Бухару… Со мной рабыня и этот лентяй, не стоящий тех денег, которые я заплатил за него. Вот бумага с печатью шаха, — добавил он, показывая сторожу свёрнутую в трубку бумагу.
Никитин затаил дыхание.
«А что, если не поверит да поведёт в сторожку для допроса? Тогда конец, — думал он. — По рукам сразу узнает, что на масляном колодце работал».
— Проезжай, да будет с тобой милость аллаха. Море вон там, за скалой, — сказал сторож, кликнул собак и ушёл в сторожку.
Путники миновали угловую башню и вышли к морю.
— Ну, слава тебе, Христос, прошли! — проговорил Афанасий.
У берега виднелся туркменский корабль — кизбой. На таких кораблях туркмены грабили в открытом море. На них же приходили они в Баку за нефтью и солью. И теперь на кизбое были уложены громадные воловьи бурдюки с нефтью.
Юшу сняли с коня, перенесли на кизбой, потом свели по сходням коня. Никитин и Яхши-Мухаммед устроились на сене рядом с Юшей.
Корабельщик, высокий туркмен в громадной чёрной папахе, пошептался с Яхши-Мухаммедом, посмотрел на звёзды, подумал и вполголоса приказал своим подручным отчаливать и поднимать паруса.
День застал их в открытом море. Корабль шёл быстро. Путники удобно расположились на сене. Юша утром сел и попросил есть.
— Морской ветер из тебя горячку всю выдует, — радостно сказал Афанасий.
Он повеселел. Позади остались погибельное Баку, нефть и старый Хуррам. Никитина радовали море, корабль, угрюмые корабельщики в лохматых папахах и особенно конь Яхши-Мухаммеда, вывезенный из туркменских земель.
— Хорош у джигита конь! — говорил он Юше. — Я сызмальства коней люблю. У нас во Твери на масленой конский торг. Свезут коней отовсюду. Всякие там кони: и крестьянская лошадка, неказистая, да для пахоты лучше не надо, и ратный конь, впору дружиннику либо князю самому под верх. И татары косяки пригоняли — хороши степные кони-птицы, лёгкие, злые… Целые дни бывало на конском торгу проводил. Да, хорош конь у тебя, Яхши-Мухаммед!
— Такой конь — лучший друг, — отозвался джигит. — Ни на кого не променяю его. Он не раз голову мою спасал — выносил из погони.
И начался оживлённый разговор о конях, об их породах, повадках, о конской упряжи, сёдлах.
А Юша не отрываясь глядел на Яхши-Мухаммеда. Всё в этом человеке восхищало его. Он любовался тем, как джигит поит и кормит коня, нашёптывая ему в ухо разные ласковые слова, как чистит кривую шашку свою, как сочиняет всякие смешные бывальщины. По-детски нахмурив брови и сделав страшное лицо, рассказывал он сказки про богатырей Рустема и Зораба, про сорок витязей и прекрасную дочку шаха, про обезьяну и лису.
Юша пытался даже подражать джигиту. Потихоньку ото всех он хмурил брови и щурил глаза, совсем как Яхши-Мухаммед, и всматривался в воду, чтобы узнать, похоже ли получается. Но солнечные блики и рябь искажали изображение, и, как ни старался, он не мог разглядеть в воде ничего, кроме отражения края лодки, своих плеч и головы.
Четыре дня шёл кизбой на восток. Потом вдруг, пошептавшись с джигитом, корабельщик круто повернул на юг.
— К персидскому берегу идём, — сообщил, возвращаясь на своё место, Яхши-Мухаммед. — Близко к туркменским землям плавать боятся — кочует здесь лихой разбойник Кара-Арслан — «Чёрный лес». Грабит он путников, в плен берёт и в Бухару продаёт, в вечную неволю. Знающие люди так говорят: в шатре у Кара-Арслана все подушки кудрями пленников набиты.
— А если настигнет? — спросил Никитин.
— Настигнет — биться будем, — небрежно кинул Яхши-Мухаммед.
Но пиратов-туркменов так и не встретили, и на пятые сутки корабль спокойно подошёл к персидскому берегу, близ маленького городишка Чапакура.