За три моря

Дождей, ливших три месяца в году, нехватало. Чтобы сберечь влагу, которую с жадностью пила красная почва, крестьяне строили на реках бесчисленные плотины, превращая их в цепочки прудов, лежащих ступенями друг над другом. Из прудов на поля расходились каналы. Колодцев в деревнях было ещё больше, чем прудов. Индусы не умели строить кяризы, но ручными колёсами поднимали колодезную воду и по желобам отводили её к посевам пшеницы, бобов, кунжута[20].

Дома в селениях были кое-как сложены из дикого камня, земли и глины. Крыши были плоские.

Месяц шли Афанасий Никитин и Юша из Джунайра и пришли наконец в стольный город Бидар.

Бахманийские султаны и их военачальники свозили в Бидар награбленное, здесь строили дивные дворцы и мечети.

В столице Никитин пошёл с Ахмедом ко дворцу юного султана Мухаммеда. Юше нездоровилось, и он остался в дхарма-сала. Вечером, вернувшись в дхарма-сала, Афанасий Никитин рассказал Юше, как прекрасен дворец:

— Семеро ворот у султанова двора, в воротах сидят по сто сторожей да по сто писцов. Кто входит, они записывают, и кто выйдет, записывают, а гарипов не пускают.

— А гарип — кто это, дяденька Афанасий?

— Ну, чужеземец, пришлый человек.

— А как же ты прошёл? — полюбопытствовал Юша.

— Ахмед про меня сказал, что я земляк ему, татарин ногайский. Да ты слушай! Дворец султанов чуден — всё в золоте, каждый камень, и тот золотом расписан…

И Афанасий долго рассказывал о дворцовых строениях.

Юный султан Мухаммед II жил во дворце, окруженный знатнейшими придворными. Его военачальники соревновались друг с другом в роскоши. Они носили одежды из дорогих тканей, а ножны их кинжалов были украшены алмазами и рубинами. Знатные воины больше всего гордились кровными арабскими скакунами, на которых выезжали в поход. За хорошую лошадь щедро платили золотом. Афанасий Никитин исподволь разузнал о ценах на лошадей и сумел дорого продать своего коня.

Часть вырученных денег он решил употребить на покупку драгоценных камней-самоцветов. Они стоили здесь во много раз дешевле, чем на Руси. Афанасий надеялся, что, вернувшись на родину, продаст драгоценные камни, покроет таким образом убытки от пропажи товара, отнятого татарами, и расплатится дома с долгами.

* * *

Осматривая город, Афанасий не забывал о делах. Он осторожно выведывал, как здесь торгуют самоцветами.

Ахмед рассказал ему, что драгоценных камней — алмазов, изумрудов, рубинов — в Бидаре очень много. Места, где добывают их, недалеко, а главное — после каждого похода на неверных воины привозят награбленные камни-самоцветы.

— Почему же на базаре не видел я торговцев самоцветами? — удивлённо спросил Афанасий.

— Малик-аль-Тиджар хитёр и жаден. Чтобы самому подешевле скупить все драгоценные камни, он запретил торговцам покупать их у воинов и закрыл самоцветный ряд на базаре.

— Значит, совсем перестали продавать камни в Бидаре?

— Малик-аль-Тиджар запретил торговцам покупать самоцветы, — улыбнулся татарин, — но он не запретил брать их в обработку. Воин может дать камень, чтобы вставить его в перстень или запястье. А торговец возвращает воину перстень с поддельным камнем и ещё много ему денег приплачивает.

Через несколько дней они отправились вдвоём к торговцу самоцветами — знакомому Ахмеда. Путь лежал через базар. Здесь было много такого, чего Никитину ещё не случалось видеть: какие-то странные плоды и пряности, ручные обезьяны, попугаи, охотничьи леопарды чита, шкуры тигров, пантер и антилоп.

В конце базара расположился невольничий рынок. Здесь в тесных и грязных клетушках, скучились пленники и пленницы, добытые во время набегов на индуистские земли: африканские негры, черкешенки и татары.

Наконец выбрались они с базара и пошли по людным улочкам. По обе стороны кривых переулков высились чёрные стены без окон. Посреди переулка тянулся ров, наполненный грязной водой и отбросами.

Ахмед повёл русского через мусульманское кладбище, где в густой зелени мелькали небольшие чёрные и белые сооружения, богатые надгробия и могилы бедняков, гладкие каменные столбы, увенчанные резной из камня чалмой.

Потом кладбище опять сменилось жилыми домами. Всё выше и выше громоздились угрюмые чёрные стены. В переулках было сыро, пахло затхлой водой.

— Здесь, — сказал наконец Ахмед и, остановившись перед низенькой дверкой, стукнул в неё три раза.

В маленьком оконце над дверью показалась старческая голова. Ахмед заговорил со стариком на каком-то незнакомом наречии. Голова исчезла, и скоро дверка отворилась.

Никитин и Ахмед переступили порог дома. Дверь за ними захлопнулась, и старик-слуга повёл их по тёмному проходу. Распахнулась следующая дверь, и они очутились в саду.

Ничто не напоминало здесь мрачных и зловонных переулков Бидара. Тонкие пальмы тянулись к небу. По стенам вились цветущие лозы. В середине сада у беседки бил фонтан — неизменная принадлежность восточных садов.

— Мир над вами, гости мои, — сказал кто-то дрожащим от старости голосом.

В беседке на мягкой подстилке у низенького столика сидел хозяин, тоже старик, в жёлтой одежде. Перед ним на плоских подносах были рассыпаны цветные камни.