За тридцать тирских шекелей

– Я когда зашел в кабинет, бульон был еще теплый, представляете? А он уже остыл!

Видно было, что старший оценщик потрясен – и не удивительно: они с товарищем Верлицким работали бок о бок много лет и стали не только сослуживцами, но и друзьями…

Через неделю после похорон Юздовский пришел на прием к директору Ювелирторга Лии Петровне Симаковой. Хотя она командовала торговлей ювелирными украшениями, но имела не ласковое прозвище типа «Бриллиантовая Лиечка», а холодное и грубое «Железная Лийка».

Дородная, ярко одетая и пахнущая удушающим парфюмом блондинка с непрокрашенными корнями волос, грубым голосом и манерами прусского ефрейтора, приняла его на удивление благосклонно, и явно ожидающе.

Феликс Георгиевич толково изложил обстановку в «Кристалле», пообещал, как всегда, выполнить план и выразил надежду, что, несмотря на безвременный уход Семена Семеновича, в коллективе все останется как раньше и он с удовольствием будет приходить на совещания по пятнадцатым и тридцатым числам.

Это было вроде пароля – в эти дни Верлицкий носил «Железной Лийке» плотные конверты. Таким образом, в ответ на испытующий, как луч радара, взгляд Симаковой система опознавания неизвестного «свой» – «чужой» дала четкий ответ: свой! Раз знает эти дни, значит, пользовался у Верлицкого доверием, а раз за столько лет этого доверия не утратил, значит, человек верный и надежный.

Чтобы между ними не возникло ни малейшего недопонимания, Юздовский положил на стол один из тех конвертов, которые остались в столе у Семена Семеновича. Пухлая, унизанная кольцами рука взяла его и взвесила на ладони.

– Говорят, вы из княжеского рода? – с улыбкой спросила Лия Петровна, и Феликс понял, что она определила разницу: конверт был такой же, как предыдущие, но начинка – в два раза больше. Вот это чутье!

– Не стану отпираться, – улыбнулся он.

– Ну, что ж… Думаю, мы сработаемся, – кивнула «Железная Лийка».

Через несколько дней Юздовский был назначен директором «Кристалла».

Своим заместителем он поставил многократно проверенного, верного Кирю, который сразу посолиднел, надел костюмчик с галстуком и превратился в Кирилла Яковлевича Безелуцкого.

* * *

Новая дача Юздовского резко выделялась среди окружающих деревянных домиков с туалетами-скворечниками во дворе, окруженных хлипкими штакетниками или почерневшими от времени дощатыми заборами. С этим убожеством контрастировали высокие, надежные ворота в высоком крепком заборе, свежепокрашенном зелёной краской и ограждающем широкий двор, вымощенный крупными чёрными камнями. В глубине возвышался двухэтажный кирпичный дом с газом, водопроводом и удобствами внутри. За домом располагалась длинная резная беседка, вокруг которой выглядывали из подстриженной травы фигурки смешных гномов. Дальше дорожка вела между фруктовыми деревьями: яблонями и грушами.

Двор никогда не заканчивался: с тыльной стороны ограждения не было – он выходил к небольшому озеру, раскинувшемуся между двумя покрытыми мхом холмами. На левом имелся родник, вода из которого вначале попадала в декоративную чашу, из которой стекала по камням в озеро. А на краю чаши стояла деревянная кружка, которой желающие могли зачерпнуть ключевой воды и утолить жажду…

Второго такого бесконечного и живописного двора во всей Ленинградской области было не сыскать. Да, может, и во всём СССР. Не Швейцария все же с ее буржуазными холмами, озерами, родниками… Здесь по природным условиям не могло быть такого скопления сочных колоритных пейзажей в одном месте.

Их и не было. «Родник» являлся всего лишь искусной имитацией, достигнутой с помощью проложенной под землей водопроводной трубы. Да и холмы, и озеро – всё это было творением рук тех, кого много позже станут называть ландшафтными дизайнерами. В этом удивительном, уникальном дворе имелся даже сосновый лес, который начинался прямо за озером. Лес был настоящим, с высокими деревьями, папоротниками, грибами, ягодами и паутиной. От этого воздух здесь был особенно чистым, с запахом хвои и древесной смолы, плавящейся под знойным солнцем, как на морском побережье.

Соседи, конечно, неодобрительно косились на новостройку, правда, бесконечного благоустроенного двора они не видели, но их возмущал даже просто вид глухого забора и неприступных ворот, отбивающих надежду на добрососедские отношения, совместную выпивку под ароматный дым мангала по праздникам, небольшие торжества по случаю дней рождения и беспричинные вечерние посиделки. Только сосед слева Иван Рычагов, проживающий в двухэтажном деревянном особнячке с башенкой, впрочем, обветшавшем и утратившем свой некогда нарядный вид, выпивал несколько раз с Юздовским у него в беседке и приглашал к себе, но это общение вытекало из общего забора и связанных с ним хозяйственных проблем.