За туманом

— Я хорошая, я пригожая только доля такая.

Если б раньше я знала, что так замужем плохо,

Расплела бы я русу косыньку… — сквозь зубы ревел я, пытаясь вывернуть.

«Нет, не вписаться!!!»

Успел лишь резко повернуть руль вправо, чтобы не упасть под насыпь боком.

Короткий, но упоительный полёт. Ласточкой, через руль.

«У-о-о-х…»

— Да сидела бы дома… — шептал я непослушными губами, валяясь в серой от пыли траве.

* * *

Не вписавшись в поворот, я перемахнул с разгону шоссе и вылетел на железнодорожное полотно, чудом не свернув шею.

Сознание, я так думаю, не терял, а если и отключился, то лишь на доли секунды. Открыв глаза, успел увидеть ещё не осевшую пыль, поднятую мотоциклом при падении.

Кое-как протерев рукавом рубашки глаза, привстал и огляделся.

Я лежал в кювете среди смятого бурьяна, а вокруг меня — разбросанная колёсами мотоцикла щебёнка. Чуть выше, на железнодорожной насыпи валялся мотоцикл, изломанный, похожий на сбитую птицу. С трудом приподнявшись, я ощупал себя — вроде бы всё цело. Перед глазами плавали разноцветные круги, дышать было больно, но ноги, слава Богу, держали. Пытаясь сгоряча поднять «Яву», вскрикнул и бросил её, едва не потеряв сознание от острой боли в левом плече. Почему-то в этот момент для меня было очень важным — вытряхнуть щебень из разбитой фары…

Какие-то незнакомые люди помогли мне выбраться на дорогу. Я, оглушённый, всё тёр запорошенные пылью глаза грязной рукой. Незнакомая женщина, полная, с круглым добрым лицом, подала мои очки с разбитыми стёклами.

В больницу ехать не хотелось, хотя плечо с каждой минутой болело всё сильнее.

Столпившиеся вокруг меня прохожие, а их становилось всё больше, уговаривали. Я, пьяненький, куражился…

Наконец, сообразив, что переднее колесо мотоцикла превратилось в восьмёрку, очки разбиты, левая рука не поднимается, а магазин уже закрылся, я согласился показаться врачу. Знакомый рабочий лесхоза, проезжавший случайно мимо на грузовой машине, отвёз меня в поселковый фельдшерский пункт, гордо называемый местными больницей, пообещав доставить мотоцикл в лесничество.

Пожилая фельдшерица, дежурившая в этот вечер, вдоволь поахав, отмыла мои лицо и руки под краном от дорожной пыли. Смазав ссадины йодом, повесила больную руку на перевязь. От резкого запаха нашатыря в глазах брызнули искры, но в голове прояснилось, утих звон в ушах.

— У вас вывих плечевого сустава, мне его не вправить — не хватит силы.

Женщина быстро писала.

— Поедете в Холмск, в больницу… Вот вам направление. Езжайте прямо сейчас, пока плечо не отекло.

Глава 13

Холмск лежит за перевалом в пятнадцати километрах от Семиречья. Поймав вёзший пустую бочкотару в Холмск попутный грузовичок, я попросил меня подвести. В кабине ехала женщина-экспедитор, и мне пришлось сидеть в кузове на полу, крепко втиснувшись в угол между деревянными бортами. Ноги упирались в пустые бочки, на каждом ухабе я охал от боли.

Дежурный хирург, пожилой кореец с волосатыми мускулистыми руками, осматривал меня, не вынимая сигареты изо рта. Долго ощупывал повреждённое плечо и, убедившись, что вывиха нет, а лишь разорваны соединяющие ключицу с рукой связки, смачно хлопнул ладонью по спине:

— Поживёшь ещё, если, конечно, пить будешь поменьше.

Медсестра вколола новокаин и наложила йодистую сетку на сустав. Примотав согнутую в локте руку бинтом к туловищу, помогла натянуть штормовку. Хирург удовлетворённо окинул меня взглядом — левая рука плотно прибинтована к туловищу; выгоревшая добела, пропотевшая энцефалитка, рукав болтается; гримаса боли на бледном, несмотря на загар, похмельном лице; грязные от падения и поездки в кузове волосы торчат в разные стороны.

Видок — тот ещё!

Круглое лицо эскулапа озарила довольная улыбка. Он прикурил очередную сигарету и протянул мне справку.

— Десять дней — покой! Будет болеть, принимай анальгин.

Знакомых в Холмске у меня не было, за исключением лесника Михалыча, но разве его сейчас отыщешь. Надо было как-то добираться до посёлка.

Небо уже потемнело. Шум прибоя как будто усилился. Приближался шторм, частый здесь гость в осеннюю пору. На автобусный билет денег не было, но я особо не переживал, надеясь дойти до посёлка пешком или доехать на попутке.

«А там ребята, — через силу улыбнулся я, — в беде не бросят! Всего пятнадцать километров, ещё не холодно, доберусь… Не ждать же до утра автобус».

* * *

Я бодро зашагал по центральной улице городка вверх, в сторону Южно-Сахалинского перевала, по направлению к Семиречью.

Двух и трёхэтажные каменные постройки, отличительная особенность центра провинциального городка, стали встречаться реже, а потом и совсем исчезли. Их места заняли спрятанные за дощатыми заборами тёмные домишки с потухшими окошками.

Людей на улице почти не было.

«Раненько тут укладываются спать», — подумал я, втягиваясь в ходьбу.

Дорога, петляя, взбиралась на сопку. Шум прибоя отдалялся, ветер, как будто начал утихать, здесь, вдали от моря ему уже так не разгуляться — не хватает простора. Хмель почти выветрился, я с наслаждением вдыхал полной грудью ночную прохладу, а ноги шагали как будто сами по себе.