За убегающим горизонтом

Ученый встал, наглухо застегнул сюртук, неторопливо вышел из комнаты и спустился в сад.

Бугенвиль твердо решил отказаться от любого ценного подарка. Ученый располагает более чем скромными средствами, а ведь ему предстоит не один год провести на острове, чтобы выполнить хотя бы часть своих грандиозных планов.

Коммерсон вернулся с большой веткой, усыпанной красивыми ярко-красными цветами. Он подошел к Бугенвилю и, держа ее в вытянутой руке, торжественно заговорил:

— Это растение, мосье, принадлежит к числу самых распространенных на островах Южного моря. И совсем недалеко отсюда я случайно нашел его. Но, как ни странно, оно еще не известно науке. Я льщу себя надеждой, что мне принадлежит честь открытия этого вида, и отныне он будет известен ботаникам как бугенвиллея.

Старый слуга, пришедший спросить, не нужно ли еще вина, с удивлением увидел, что капитан первого ранга флота его величества обнимает одетого в старый сюртук пожилого человека с печальными глазами.

Серое небо отражалось в таком же сером море… Иногда моросил мелкий дождь. Холодный, пронизывающий ветер свистел в реях. Когда ветер свежел, верхушки невысоких волн покрывались пеной. Аотуру зябко кутался в два плаща, принесенных ему услужливым комисом по приказанию Бугенвиля, но не уходил в каюту. Он по-прежнему целые дни проводил на палубе, хотя еще не поправился после болезни. Прошло почти десять месяцев, как фрегат покинул Отаити.

Соломоновы острова… Новая Британия… Новая Гвинея… Ост-Индия… Батавия… Иль-де-Франс…

Узнав, что Бугенвиль нашел наконец своих соотечественников на Иль-де-Франсе, Аотуру обрадовался. Конец пути! Вот она, Эноуа Парис. Никуда не нужно более плыть, испытывать голод и лишения. Он так ослаб во время плавания, что хотел только дожить до этого дня.

Но нет: корабль нагружали, чинили повреждения. И вот снова поставлены паруса. Надулся большой грот, марсели выгнулись вперед, и фрегат опять скользит по океану.

Мыс Доброй Надежды… Остров Асунсьон… Азорские острова.

Аотуру привык к мысли, что никогда не увидит Францию, куда так жадно стремился десять месяцев назад.

Звездное небо изменилось. Он уже не видел ни одного знакомого созвездия.

Еще на Иль-де-Франсе Бугенвиль предлагал ему остаться, напоминая, что оттуда легче вернуться на родину. Но таитянин упрямо отказывался. Он хочет своими глазами увидеть таинственную землю — Эноуа Парис. Но плавание затянулось.

Не желая огорчать Аотуру, Бугенвиль на каждой стоянке говорил ему, что это последняя, в следующий раз они отдадут якорь у родных берегов, но сам невольно думал: «Сколько было таких стоянок после выхода из Бреста!».

Бугенвиль осунулся. Он замкнулся и почти ни с кем не разговаривал, все больше времени отдавал своим записям. Запершись в своей каюте, он часами писал.

Нет де Бушажа. Остались вдали Коммерсон, Веррон, Роменвиль. Похоронен в море боцман Пишо…

К Бугенвилю приходили де Бурнан, Дюкло-Гийо. Но разговор не клеился. Они никогда больше не встретятся на одной палубе. И от этого было грустно и тоскливо, хотя каждый с нетерпением ждал того момента, когда ступит наконец на родную землю.

Зато отец Лавесс и Сен-Жермен заметно оживились. Они опять стали появляться на палубе фрегата под руку, подолгу мирно беседовали.

У берегов Европы «Будёз» догнал корабль Картерета. Бугенвиля удивило, что британское Адмиралтейство выделило такое неуклюжее тихоходное судно для дальнего путешествия. Два капитана провели вместе несколько часов. Картерет и не подозревал, что Бугенвиль совершил кругосветное плавание.

— Вы знаете, сэр, — сказал англичанин, — я получил известие, что из Англии еще в 1768 году отправился в длительное плавание некто Джемс Кук. Удивляюсь, почему ему оказано такое доверие. Кажется, ничем особенным он себя не проявил. Правда, этот Кук отличился в Семилетней войне, где показал себя хорошим разведчиком на реке Святого Лаврентия.

— Я, мосье, тоже отлично знаю эту реку, — возразил Бугенвиль. — Ведь я был тяжело ранен в сражении под Квебеком.

— О, простите, сэр, я и не знал… — Картерет смущенно замолчал. И потом, чтобы сгладить неловкость, заговорил о нравах жителей Новой Гвинеи.

Бугенвиль подумал о том, что уж слишком часто стали выходить англичане в Южное море. Джемс Кук? Кажется, он слышал о нем как об удачливом и талантливом офицере. Впрочем, нетрудно и перепутать эти английские фамилии.

В последующие несколько дней сильно штормило и дрейфующее судно отнесло в пролив Ла-Манш.

Вот-вот должны были показаться берега Франции, которую моряки не видели уже почти три года. Бугенвиль рассматривал в подзорную трубу верхушки волн. К нему подошел Дюкло-Гийо:

— Мосье, боцман доложил, что с минуты на минуту может сломаться фок-мачта ниже топа. Сотрясение, которому она подверглась после поломки реи, оказалось сильнее, чем мы предполагали.

Бугенвиль и Дюкло внимательно осмотрели мачту.

— Да, долго она не продержится, — сказал Бугенвиль. — Придется переменить курс и идти не в Брест, а в ближайший от нас порт Сен-Мало.

Волнение усилилось. Бугенвиль напряженно всматривался в даль.