За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове

Взревели трубы. Это генерал едва заметным жестом руки приказал оркестру заглушить голос оратора. Но как справиться со стихией? Овация нарастала…

Коста стоял немного растерянный, он не ожидал, что его слова могут вызвать такую бурю. И вдруг он ощутил страшную, бесконечную усталость, — сказалось напряжение всего этого дня, и, как через мутное стекло, увидел, что сквозь толпу к нему пробирается высокий человек с черной вьющейся бородой, в мундире учителя гимназии.

— Василий Иванович! — радостно воскликнул Коста. Он рванулся к нему навстречу, но нахлынувшая толпа развела их, так и не дав приблизиться друг к другу.

19

«Так вот каким ты стал, мой мальчик!..» — едва удерживая слезы радости, думал Василий Иванович Смирнов, глядя из толпы, как благодарные люди пожимают руки Коста. Его слово было сегодня единственным словом правды на этом фарисейски организованном митинге. И Василий Иванович с гордостью думал о том, что в признании, какое сегодня заслужил Коста, есть и его малая толика.

…Смирнов жил тогда на Митрофановской улице, в верхней части города, которую в Ставрополе называли Воробьевкой. Богатый купец построил себе большой пятиоконный дом, а в просторном дворе — небольшой флигель. Этот флигель и снимал Василий Иванович. Однажды, когда он как обычно с кистью в руках стоял возле холста, раздался стук в дверь. В комнату вошел Коста — совсем тогда еще мальчик — бледный, с белыми, чуть подрагивающими губами.

— Что случилось? — испугался Василий Иванович, глядя на одного из любимых своих учеников.

— Плохи мои дела, Василий Иванович! — помолчав, тихо сказал Коста и безнадежно махнул рукой.

Смирнов положил кисть.

— Опять в карцере сидел? Да расскажи, наконец, что случилось?

…Полуподлец, но есть надежда,

Что будет полным, наконец… —

вместо ответа продекламировал Коста. — Кажется, Пушкин это про нашего директора Пузыревского написал. — И, горько усмехнувшись, продолжал: — «Лишить казенного содержания… за безуспешность». Не сумел написать классное сочинение на тему «Наша Родина». Вернее, так написал, что получил «двойку», и директор не допустил меня к последующим экзаменам.

— Что ж ты там такое намудрил? Недозволенные наукой мысли высказал? — с иронией спросил Смирнов.

— Не знаю, не знаю, Василий Иванович. Я и Некрасова цитировал, и Пушкина. Учитель-то пятерку мне поставил.

— Пять? Молодец! А инспектор и директор что учителю поставили?

— Не знаю, — грустно улыбнулся Коста. — Но мне — двойку. А теперь вот постель отобрали, из пансиона выгнали, в столовую не пускают.

— Ничего, друг мой, потерпи. Ты же знаешь, что нам назначают нового директора. А пока, если хочешь, поживи со мной холостяцкой жизнью. Будешь уроки давать, я подберу тебе купеческих сынков…

С той поры жизнь Коста стала куда интереснее. Он давал частные уроки, расписывал вывески. Правда, платили гроши, но много ли ему было надо? Зато чувствовал себя независимым человеком, успевал заниматься, читать в Лопатинской библиотеке.

Но вот наступил день, и Пузыревского действительно сняли.

Василий Иванович быстро подготовил выставку ученических рисунков и на самом видном месте разместил работы Коста.

Приезд попечителя учебного округа при наместнике Кавказа — Януария Михайловича Неверова — радовал гимназистов, — когда-то он был директором Ставропольской гимназии и оставил по себе добрую память. А со Смирновым они с тех пор сохранили добрую дружбу.

Неверов приехал не один — он привез с собою нового директора гимназии. Услышав об этом, Коста извлек давнишнюю свою карикатуру на Пузыревского, где тот был изображен с жандармской дубинкой в руках, и быстро набросал еще одну. Пузыревский в бычьем пузыре падает с облаков, вот-вот разобьется об острые скалы. — «Я вам… я вам покажу, любезные»… — истошно вопит он на лету. А наблюдающие за «полетом» гимназисты весело хохочут.

Новая карикатура рассмешила Смирнова, он молча положил ее в свою папку, и Коста понял, что Василий Иванович хочет показать ее Неверову.

Осмотр гимназии начался с выставки. Все знали, Неверов ценит молодые таланты. Это знал и Василий Иванович. Остановившись у работ Хетагурова, Неверов надел пенсне в золотой оправе, долго смотрел и сказал: «Недурно!.. Толк будет! Кто рисовал?»

— Хетагуров Константин, — ответил Смирнов.

Вечером состоялся большой ученический концерт. Зал был переполнен. Стоя возле стола, где торжественно расположилось все гимназическое начальство, а в центре — сам старик Неверов, Коста читал свои стихи. И вдруг каким-то боковым зрением он заметил, как Смирнов раскрыл папку и протянул «старику» карикатуру на бывшего директора. У Коста даже ноги задрожали. «Погиб, погиб»… — мелькнула мысль. А Неверов взял рисунок и, улыбаясь, протянул его новому директору. Гимназисты, сидевшие в зале, увидели карикатуру, раздался хохот, хлопки, и Коста, вконец смутившись, сбежал со сцены.

Друзья жали ему руки, хвалили, но теперь он уже не знал, — за стихи или за карикатуру?

Вскоре в списке учеников гимназии вновь появилось имя Хетагурова Константина, сына офицера, православного…