За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове

— Почтенные дамы и господа! Что таить, я счастлив сегодня. Нет высшей радости для художника, как видеть осуществленной мечту. О нынешнем дне мечтал я давно. Лермонтов вернулся нынче на воспетый им Кавказ. Но я должен со всей откровенностью сказать, что нынешний праздник не был бы для меня праздником истинным, если бы не сей молодой человек в белой черкеске… — он протянул руку с бокалом в сторону Коста. — Только здесь узнал я, что это наш коллега по Петербургской академии, господин Хетагуров. Спасибо вам, мой юный коллега, и за речь вашу и за стихи… Я поднимаю бокал за ваше здоровье, господин Хетагуров! Пусть вечно смел и могуч будет полет вашей мысли, вашего творчества, как смел и могуч полет горных кавказских орлов.

— Опять этот Хетагуров! — в ярости прошипел Хоранов. — Нет, этого бунтаря и холопа надо поставить на место! И как можно быстрее.

Он что-то зашептал, наклонившись к генералу.

— Не будем, господа, омрачать празднества, — негромко сказал генерал, насупив седые густые брови.

Опекушин с бокалом в руке обошел стол и приблизился к Хетагурову. Чокнувшись, он сказал ему ласково:

— Смелость и правда ваших слов покорили меня. Отныне я ваш друг.

— Я тронут, Александр Михайлович, — смущенно ответил Коста. — Я пью за вас, за человека, которого всегда будут любить и помнить все, кому дорога русская поэзия.

Празднество шло своим чинным порядком. Говорились казенные тосты, хлопали пробки от шампанского, лакеи с точностью автоматов бесшумно раскладывали по тарелкам изысканные яства.

— Милостивейший государь Александр Михайлович, речь неизвестного молодого осетина была, я бы сказал, довольно дерзкой, — донеслось вдруг до Коста.

— Что вы, ваша светлость, — возразил Опекушин. — Я уверен, вы не правы.

Увлеченный разговором с Василием Ивановичем и взволнованный вниманием Опекушина, Коста не сразу понял, что произошло и почему вдруг здесь, неподалеку от него оказался с бокалом в руке отец Эрастов.

Кровь бросилась в голову Коста, он чуть не задохнулся от ярости.

— А вы!.. Вы по какому праву присутствуете здесь? — почти крикнул он, сам удивляясь своей резкости.

Все смолкли.

— Ваше превосходительство! — возмущенно воскликнул Эрастов, обращаясь к генералу и явно требуя у него защиты от бешеного горца. Уж кто-кто, а отец Эрастов хорошо помнил, что это по его милости тело поэта почти сутки пролежало на паперти, он не разрешал внести убитого в церковь. Конечно, он исполнял долг ревнителя православия и ни в чем не виноват. Но все же как некстати выплывает эта история… Неужели генерал не поддержит его? Надо заставить замолчать дикаря!

— Ваше превосходительство, — еще раз повторил Эрастов, уже менее требовательно.

Но генерал снова ничего не ответил. Он с интересом поглядывал на Хетагурова. Его отчаянная дерзость, кажется, даже нравилась генералу.

За столом кто-то кашлянул, люди в недоумении переглядывались, ожидая, что будет дальше.

— Господин Прозрителев! — раздался спокойный голос Хетагурова. — Я очень прошу вас, ознакомьте публику!

Прозрителев, сидевший на другом конце стола, поднялся, быстро раскрыл папку и, не дав никому опомниться, без всяких предисловий, громко прочел:

— «Совершенно секретно. Донесение по начальству о гибели поэта:

«Лермонтова, как самоубийцу, надо было палачу привязать веревкою за ноги, оттащить в бесчестное место и там закопать».

Прозрителев звонко захлопнул папку.

Генерал сидел молча, опустив глаза и поджав тонкие губы. Кажется, он допустил просчет, дав волю дикому горцу. Он злился на себя. А отец Эрастов всегда был глуп, хоть и старателен в службе. «И к чему эта бережливость? Неужели нельзя было вовремя уничтожить глупое донесение?» — все больше раздражался генерал.

А за столом все оцепенели, словно порыв ледяного ветра прошел по комнате.

— Кто сочинил эту мерзость, спросите вы, господа? — снова услышал генерал голос Хетагурова. — Он среди нас, на празднике нашем!

— Ваш долг назвать его! — воскликнул Опекушин, и тотчас же возмущенный и требовательный гул поднялся над столом.

— Назвать имя бесчестного! — то там, то здесь раздавались возгласы.

Генерал поднял глаза. Надо было немедленно успокоить людей. Он вдруг почувствовал себя командиром, — от него зависел исход сражения. «Что ж, редкое сражение обходится без жертв, — мысленно усмехнувшись, подумал генерал. — Кажется, придется пожертвовать Эрастовым. Следующий раз осмотрительней будет. В подлости тоже ум нужен». И он проговорил требовательно и решительно:

— Назовите его!

Но в этом уже не было надобности. Отец Эрастов сидел бледный, крупные капли пота выступили на его лице, глаза бегали виновато и испуганно.

— Попутала нечистая сила… Нечистая сила попутала… — бормотал он.

Цепью железной нам тело сковали.

Мертвым покоя в земле не дают.

Край наш поруган, и с гор нас прогнали,

Всех нас позорят и розгами бьют.

Коста

Часть третья

1

За окнами еще стлался мглистый рассветный туман, когда в переулке раздался громкий конский топот и кто-то осторожно постучал плетью по стеклу.