— Вот что, — сказал он однажды вечером. — Прошу вас, друзья, в воскресенье соберите надежных людей в лесу, за Сапицкой будкой. Мне надо кое-что рассказать.
Воскресный день выдался серый, нежаркий, облака висели низко, но дождя не было. Коста в закрытом фаэтоне добрался до окраины города, попросил извозчика подождать его и, прихрамывая и опираясь на палку, направился в лес.
Извозчик не удивился — господа нередко выезжают сюда подышать лесным воздухом.
Коста шел, наслаждаясь густым ароматом леса. Ветки низкорослого кустарника цеплялись за полы его серого пиджака. Тропинка вела в гору, и он то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание. Вот наконец и большой камень, возле которого его должен ждать Сеня, связной. Тот вынырнул откуда-то из кустов и остановился в почтительном молчании. Коста кивнул ему и протянул руку. Сеня так же молча пожал ее. Понимая всю ответственность момента, он был горд оказанным ему доверием. Вместе они пошли дальше, по узкой вьющейся тропке.
На зеленой лужайке, окруженной густой стеной мелколистного кустарника, сидели и лежали люди. Были среди них молодые, были и постарше. Увидев Коста, все поднялись, и, может быть, если бы не конспирация, громовое «ура» огласило бы горы. Но сейчас люди скрестили на груди руки и молча поклонились.
Коста с трудом опустился на разостланную кем-то бурку, вытянул больную ногу, попросил сесть к нему поближе. Молодежь не решалась садиться в его присутствии, но он настоял — будет легче говорить.
— Друзья мои, — проговорил Коста, но почувствовал, что голос его ослаб, прерывается — то ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения. Он действительно был очень взволнован. Как много пришло сюда людей, знакомых и незнакомых. Товарищи, единомышленники, ненавидящие зло, размышляющие о будущем своего народа, — вот, оказывается, сколько их! Коста медленно переводил взгляд с одного лица на другое, с радостью узнавал знакомых.
Вон братья Шанаевы, верные старые соратники. Афанасий Гассиев, очерки и статьи которого о народной жизни всегда с живейшим интересом читает Коста. Совсем молодой, еще безусый, Чермен Баев[17]
, родной брат Гаппо. Коста вспомнил, как жаловался Гаппо на своего младшего — не по той, дескать, дороге пошел, исключили из гимназии за работу, которую вел Чермен в подпольных кружках. Вернулся на родину, и здесь ему неймется: распространяет в списках вольнолюбивые стихи Коста, пишет «возмутительные» листовки и прокламации. Уравновешенный Гаппо то краснел, то бледнел от гнева, говоря о брате. Коста усмехнулся: не так ли сетовал когда-то Андукапар?..А это кто, молодой, круглолицый? Коста помнил, что видел его где-то. Ах да! Давно, лет десять назад, Коста сидел на владикавказском бульваре, слушая разговоры стариков, как вдруг к нему подошла группа учащихся. «Извините нас, Коста, — почтительно сказал самый младший. — Мы, учащиеся-ардонцы, пришли, чтобы познакомиться с вами…» Он долго разговаривал с ними, выслушивал жалобы на то, что слишком много времени занимает изучение постов и молитв, богословских праздников… А недавно дошли до Коста вести, что этот молодой учитель («Арсен Коцоев зовут его», — вспомнил Коста) немало способствовал волнениям в селении Гизоль, когда взбунтовавшиеся крестьяне — прогнали кровопийцу старшину. Кто-то из друзей принес Коста в рукописи несколько рассказов Арсена. «Несомненно талантлив», — думал сейчас Коста, внимательно разглядывая молодого человека.
«Ба, и Георгий Цаголов здесь! — обрадовался Коста, увидев, молодого хмурого человека с сердитым лицом. Уж кто-кто, а Коста хорошо знал, что за этой хмуростью и сердитостью скрывается нежная и благородная душа, добрейшее сердце. Коста давно обратил внимание на незаурядное литературное дарование юноши. Часто печатал в «Северном Кавказе» его стихи и рассказы. Но особенно ценил статьи, острые, страстные, повествующие о народных нуждах, разоблачающие эксплуататоров.
«Орленок, — думал о нем Коста. — Широкие у него горизонты». Улыбнувшись, он ласково кивнул Георгию и вдруг с гордостью вспомнил, что Цаголов не раз называл себя его учеником. «Может, не напрасно прожита жизнь?» — мелькнула мысль.
Он заговорил, сначала тихо. Но затем слова его становились все громче, словно наполняясь волей и силой мысли.
— Я знаю, друзья, вы ждете от меня рассказа о питерских новостях. Что сказать вам, дорогие мои? Не тот теперь Петербург, каким я знал его в мои студенческие годы. Тогда еще только разжигали огонь под котлом политической борьбы, а нынче котел кипеть начинает. Люди, мечтающие не о своем личном счастье, встают во главе этой борьбы. Умные, образованные люди, изучающие законы развития общества, законы борьбы. Их много, таких людей, имена их не перечислишь, да и не стану я называть этих имен, потому что в наше время деревья и горы тоже уши имеют…
Он передохнул. Горькая усмешка пробежала по лицам собравшихся: прав Коста, сыщиками и шпиками наводнен Владикавказ.
— Скажу одно, друзья, — продолжал Коста. — Был бы я моложе и сильнее, верно, пошел бы я с этими людьми…