За волной - край света

— Это будет столица Русской Америки,— уверенно твердил он мужикам,— столица! — И требовал неукоснительно, чтобы каждый гвоздь вбивали с умом.

С Шелиховым на Большой земле оговорено было строить новую крепостцу с просторной площадью, с широкими улицами, дома класть богато и изукрашивать их, как лучшие русские дома изукрашены: дабы каждому видно было — то поселение российское.

Мужики слушали Александра Андреевича внимательно. Знали его всего ничего (на дни шел счет барановского управления новыми землями), однако и за короткое время поняли ватажные: новый управитель вожжи держать умеет.

Две тысячи коняг поднял Баранов на строительство крепостцы, привел почти всю ватагу, но так дельно распорядился, что ни одного человека не потеряли за поход и грузы доставили в целости. Громада пришла в Чиннакский залив, а здесь уже были землянки вырыты, навесы стояли, чтобы людям не хлебать из котлов под дождичком, бани дымились. Вот то уж радость была для мужиков после нелегкой дороги. А все Кильсей, посланный вперед с малой ватажкой, по настоянию Баранова соорудил...

Первую избу подвели под крышу. Вязали стропила. Но у мужиков не ладилось. Баранов, прищурившись, поглядывал снизу. Мужики спорили, но дело не двигалось. Александр Андреевич сбросил камзол, засучил рукава, и, оскальзываясь каблуками по сочившемуся смольем дереву, полез наверх. И вот немолодой был, но ухватился рукой за перекрытие, и будто пружина его наверх выкинула. Забрался, с удовольствием оглядел шевелившийся по берегу залива людской муравейник, довольно сморщил нос. Внизу летела земля из глубоких ям, вырываемая для будущих избяных подполов, слышались крики, забористая, бойкая ругань, что не мешает, напротив, веселит душу, ежели труд не в тягость, но в радость для мужика.

— Ну-ка, дядя, дай топор,— сказал Баранов шумевшему больше других мужику.

Тот с недоверием протянул топор. Александр Андреевич пальцем попробовал острие, ступил на поперечную лесину, ударил в звонко отозвавшееся под топором стропило. Брызнула сочная щепа. Топор в руках Баранова колесом заходил. Александр Андреевич улыбнулся мужику:

— Ну как, получается?

Тот глядел оторопело. Так ловко, так ладно управлялся Баранов с работой, с которой мужики не могли совладать. А Баранов уже выбрал лишек из лесины и, легко стукнув обушком, точно уложил стропило.

— Вот так,— сказал,— дальше двигай, дядя.

И вовсе мастером выказал себя управитель на строительстве причала. Здесь мужикам приходилось туго. По грудь в воде вколачивали сваи. Берег был скальный. Мужики мучались. С великим трудом вколотят сваю, свяжут кряжи, а они тут же разопрут устои. Кильсей на что был мужик старательный и терпеливый, а как в последний раз расперло сваи, вылез на берег и, отплевывая горькую воду и отжимая бороду, с сердцем махнул рукой:

— Будь оно неладно! Незнамо как и подступиться.

Баранов взялся за топор.

Вот ведь что интересно: приглядись к мужику, поющему песню. Ежели поет он так, что людей за сердце берет, будя дорогое и сокровенное, то и в голосе, и в каждом движении его есть что-то особое, значительное, гордое. Вот певец голову откинул, плечами повел, и ты захвачен необычайным порывом, устремлен за певцом. Великое дело — красота, и творит она великое, увлекая людей в едино ей известную даль. И с поющим настоящую песню сравнить только и можно умельца, коли он взялся за работу. Красота — вот что общее для того и другого, так как она, и только она есть полное выражение высшего мастерства.

Баранов уравновесил топор в руке, окинул взглядом лесину, ударил неспешно. Спина у Александра Андреевича была ровна, рука взлетала легко, глаз остро нацелен. Не скукожился управитель, не согнулся, но стоял прямо, крепко упершись ногами, и острое лезвие, казалось, без всяких усилий гнало по лесине курчавую стружку.

И-ю-ю... и-ю-ю... и-ю-ю,— свистел под рукой топор, и трудно было уследить за ним глазами.

Стружка упала. Баранов повернулся на каблуках и прошел лесину с другой стороны. Минута потребовалась ему на все дело. Лесина лежала на гальке, сверкая желтой, смоляной, обнаженной от корья древесиной, как золотой слиток. На гладком теле не было ни задоринки.

Кто-то из ватажников наклонился, тронул живой бок ствола. Удивленно ахнул:

— Как рубанком прошел!

Баранов опустил топор.

— Давай,— сказал,— укладывай.

Лесину опустили в клеть, и она ушла за сваи, словно гвоздь вколотили.

Мужики стояли улыбаясь, а только что вроде сломлены были непосильной, дурной работой. Вот как. Мало что знают люди о красоте, но все одно она свое скажет, обязательно скажет.

Плотники, дроворубы, кузнецы, каменщики, кожемяки, бочкари, разный другой мастеровой люд были главной заботой управителя. Нехватка умелых рук резала под горло.