За волной океана

Гельмут был доволен тем, что сделал сегодня, хотя ему пришлось поволноваться. Радовало то, что шеф наконец-то дал добро на поездку главбуха. Горбань скоро будет в Москве. Кажется, операция идет, как говорил Пауль, «строго по плану». Конечно, Гельмуту самому хотелось побывать в Москве, увидеться там с человеком, которого хвалил шеф, говоря, что это очень умный, хитрый и тонкий дипломат. Что ж, совсем неплохо, если нам помогают дипломаты, подумал Гельмут. И все же он не без чувства тревоги думал о Горбане. Только бы все сделал так, как договорено. А тут еще этот Кречет. Как обернется дело с ним? «Я убрал его, потому что он мог выдать меня, — сказал Гельмуту Горбань, когда уходил на поезд. — Ты не волнуйся, я сделал все чисто. Никаких следов, его гибель воспримут как несчастный случай. Я просто не мог этого не сделать, — вновь повторил Горбань. — Он бы меня погубил...» Впрочем, решил Гельмут, это их дело, один свел свои счеты с другим. «Если Горбань станет хитрить, — говорил Гельмуту шеф, — тихо и бесшумно убери его. В живых его оставлять нельзя». Прав Пауль, таких надо убирать, но в данном случае как раз Кречет подвел Горбаня, сам же он доказал свою преданность. Странно только, почему Горбань в момент отъезда не вспомнил о своей жене? Когда Гельмут напомнил о ней, он усмехнулся: «Я уже забыл ее...» Тарас Иванович хитрый и ловкий мужик, размышлял Гельмут. Сумел все же достать из баржи снаряжение, и теперь оно спрятано в надежном месте.

Вот и дом. В окне Феклы горит свет, и на кухне свет. Хозяйка небось заждалась его. Гельмут шел, предвкушая горячие пельмени. Он уже входил в подъезд, как за спиной раздалось:

— Добрый вечер, рыбак!

Гельмут обернулся и увидел идущую к нему старуху. «Так это же наша соседка», — вспомнил он. Фекла предупреждала его, что старуха глазастая, сует нос не в свое дело. Гельмут повернулся, чтобы уйти, но старуха тронула его за рукав.

— А ты нелюдимый, — сказала она. Лицо ее странно задергалось, нижняя губа отвисла. — Дай закурить, а? Ох и жадюга ты! Ну, дай закурить? Я знаю, у тебя есть гаванские сигары.

— Где ты их у меня видела? — едва не ругнулся Гельмут.

— Рано утром ты уходил из дому и бросил вот это, — и она вынула из кармана старого жакета окурок гаванской сигары. — Твой, да? То-то, жадюга... Ну что, жалко тебе одну сигару?

Гельмут достал сигары.

— Здоровье свое, бабуся, надо беречь, — стараясь быть ласковым, сказал он и, достав свою зажигалку, дал ей прикурить.

Она глотнула дым, закашлялась, но к себе не ушла, а стояла у двери, не давая возможности ему пройти в дом. В подъезде горела электрическая лампочка, от ее света лицо старухи казалось бронзовым.

— Тебе сколько лет, небось и тридцати нет, мне через год будет семьдесят, а я еще бегаю, — заговорила она негромким вкрадчивым голосом. — Видишь, седая вся, — она качнула головой, волосы у нее были редкие и белые, как вата. — Седая от горя... Мужа-то мово в сорок первом под Москвой убило, а сына Максима фашисты в сорок третьем раненого закололи штыком. Вот оно как, — она помолчала, на худой шее у нее колыхнулся маленький крестик. — Ты небось к Фекле причалил?

— А что, она добрая, — улыбнулся Гельмут, довольный тем, что про свое горе она перестала говорить.

— Не жить тебе с ней, — буркнула старуха. — Гордая она. Идет мимо и не поздоровается. А вот мать у нее была простой, и совесть в ней теплилась. И брат Андрей человеческую душу понимал. Ума-то не приложу, как ета он в тюрьму попал. Давно его посадили, видать, скоро уже возвернется домой.

— Что? — удивился Гельмут. — Он же вернулся из тюрьмы.

— Андрей-то? — старуха хохотнула. — Сидит он... А етот, что тоже Андреем зовут, хахаль Феклин. Эх ты, дурень, и не сообразил-то!

— Этот... этот Андрей, что сейчас живет у нее, разве не брат?

Старуха снова хохотнула:

— Ну и Фекла! Прыть-то у нее с размахом. Сразу два мужика прихватила. Ну и распутница...

Гельмут уже не слышал, что она говорила, в голове больно билось: «Чекисты!.. Это они все устроили, чтоб следить за каждым моим шагом...» Он глотнул воздух, но дышать ему было тяжело. Что делать? Значит, Горбань у них тоже на крючке. Схватят его в Москве, и он расколется. Нет, Гельмут этого не допустит! У него даже задрожали руки, хотел идти и не мог, ноги будто свинцом налились, отяжелели. А старуха все курила да покашливала и не уходила, ждала, что он в ответ ей скажет. «Надо сейчас, немедленно, позвонить Старику... — стучало в голове Гельмута. — Надо, чтобы он...» Да, надо спешить на почту. А может, дать ему телеграмму? Нет, решил он, только звонить по автомату, как и предупреждал шеф. Ему стало больно от этих мыслей, но выхода он не находил.

— Ты чего притих? — нарушила его раздумья старуха. — Обманула Фекла, да? Она может... Красивые завсегда так поступают. Не казнись... Бесстыжая она, Фекла. Мать не успела похоронить, а уж кавалерами завелась.

Гельмут, придя немного в себя, посмотрел на старуху.