За волной океана

— Это еще не все, Иван Васильевич, — улыбнулся капитан Алентьев. — Он говорил о поездке Грейчуса на остров Талый. Там, в гроте, он якобы после рыбалки оставил свои вещи, а теперь их следовало взять. И хотя принес на катер меховой реглан и меховые сапоги, Барс уверен, что он вел радиопередачу.

— Верно, в час ночи нами была перехвачена радиограмма. «Гость» сообщал шефу, что готов принять «друзей». Пока мы не знаем, когда они сюда пожалуют. И вот это меня крайне беспокоит... Что еще у вас?

— Когда катер вернулся к причалу, — докладывал Алентьев, — Грейчус сказал Андрею, брату Феклы, что отнесет реглан и сапоги своему другу, у которого брал на рыбалку. На самом деле он был в доме Горбаня.

— Выходит, теперь нет сомнений, что Грейчус и есть тот человек, который ночью высадился на берег в районе колхоза «Маяк», — сказал генерал.

— Он самый. Фекла пока на судно не ходит, приболела. Андрей устроился на катер, правда, Грейчусу пришлось раскошелиться... Вот так. Кстати, Барс просил на остров Талый никого не посылать, он сам как-нибудь осмотрит грот. Не исключено, что Грейчус ждет с того берега людей.

После раздумий Сергеев спросил, как ведет себя Андрей.

— Грустно ему и нелегко, только что вернулся из лагеря, в кармане — пусто, и если бы не Грейчус, пошел бы воровать рыбу.

Генерал засмеялся.

— Ну, ладно, Дмитрий. Ты, кажется, голоден?

— Долго ждал Барса и заскочить в столовую не смог.

Сергеев вышел из кабинета, попросил жену приготовить что-нибудь поесть, вызвал по телефону машину.

— Интересно, жив ли настоящий Петрас Грейчус? — спросил Сергеев, вернувшись в кабинет. — Надо позвонить в Москву, посоветоваться, то ли они сделают в Ригу запрос, то ли мы.

— Им ближе и сподручнее. — И вновь заговорил о Грейчусе. — Я видел, как он и Андрей Тарасов уходили к острову на катере, но присоединиться к ним не мог.

— А чего присоединяться? Твоя задача вести наблюдение.

— Рыбки захотелось, — пошутил Алентьев. — Ночь я мог бы поспать дома, но Барс велел быть на том же месте. Он сказал, что Грейчус собирается на рассвете убыть куда-то на катере. Но куда — еще не выяснил. Так что побуду у вас с полчаса и — туда. Вы уж извините, что домой к вам зашел. Да, а как дела у Кошкина?

— Все хорошо, — Сергеев выглянул из кабинета. — Ужин готов, Мария?

— И кофе заварила...

Поздно вечером, когда майор Кошкин собрался домой, его вызвал к себе начальник управления.

— Что нового? С Кречетом утром встретились?

Кошкин сообщил, что долго ждал Кречета, но тот не пришел, видно, что-то помешало. Майор был явно озадачен столь поздним вызовом. Может, у генерала появилось что-то новое? Что ж, вполне возможно, к тому же, как сказал майору дежурный по управлению, Сергеев долго разговаривал с Москвой. Больше всего Кошкина мучила неопределенность. И что особенно его настораживало — предстоящая поездка Горбаня в Москву. Зачем он туда едет? Ясно пока одно — эта его поездка связана с появлением чужака с другого берега. Логично, хотя и странно, Горбань собирается в поездку, а чужак остается здесь.

— Федор Герасимович, я прошу вас переговорить с Кречетом. Не видел ли он снова своего ночного «друга». Это очень важно. И еще... Не забывайте о том, что жена мичмана Демина находилась в доме Горбаня, когда туда заходил Грейчус. Это было в тот день, когда она вынуждена была там заночевать. Аня не видела лазутчика, но слышала его голос. Она что-нибудь добавила к своему рассказу?

Кошкин сказал, что Горбань обещал отвезти Аню на своем катере к пограничникам, а утром вдруг сказал ей, что в бачке катера кончился бензин. Но это неправда — катер был полностью заправлен.

— Кстати, Аня — очень наблюдательная и находчивая женщина. Заподозрить в чем-либо Горбань ее не мог.

— Тогда почему он не отвез ее на катере?

— Видимо, не захотел лишний раз показываться на глаза пограничникам.

— Возможно.

Генерал, размышляя, ходил по кабинету. Его мучил вопрос — лечился ли в госпитале Горбань? Об этом он и спросил майора.

— Еще не получен ответ из архива. Я не сомневаюсь, что шрам на лице у Горбаня от удара шомполом.

— Догадка?

— Нет, Иван Васильевич. Главный врач городской больницы познакомил меня с бывшим узником концлагеря в оккупированной фашистами Норвегии, ныне слесарем судоремонтного завода. Так вот, на допросах гитлеровцы били его шомполом. Шрам у него на лице точно такой, как и у главбуха колхоза «Маяк». Только у Горбаня на правой щеке, а у того на левой.

Генерал Сергеев посоветовал майору действовать осторожно и осмотрительно. Горбань — хитрый как лиса, он понял, что визит к нему работника Комитета госбезопасности имеет определенную цель.

— Горбань не догадался, зачем я приходил к нему. Я ему объяснил, что веду поиски корабля, на котором погиб один моряк в войну. Вам доложу — это отец старпома Покрасова. Есть сведения, что он плавал на корабле, входившем в состав конвоя «БД-5». Заодно, разумеется, я прощупывал самого Горбаня...

На столе зазвонил телефон. Сергеев взял трубку. На проводе была Москва.