За всю любовь

– Конечно, в семидесятых произошла революция, зато в восьмидесятых было самое раздолье для творчества! Должно быть, тогда была такая свобода самовыражения, о которой мы сегодня можем только мечтать, – размышляет Линда вслух.

– В самом деле, сейчас складывается ощущение, будто бы восьмидесятые вернулись – даже по интерьерам заметно, – взволнованно соглашается Карлотта.

– Вот-вот, – кивает Линда.

Внезапно за их спинами материализуется Блази.

– Милая… – он мягко берет Карлотту под руку, и она оборачивается.

– Что такое, Этторе?

– Мне только что позвонили из министерства, – отвечает он, помахивая своим BlackBerry. – Нужно возвращаться в посольство.

– Что, прямо сейчас? – На лице Карлотты читаются удивление и разочарование.

– Да, сейчас, – Блази неубедительно показывает свое разочарование. – Прибыл министр иностранных дел. – Он разводит руками, как будто говоря: «Что мне еще остается делать?» – Он должен был приехать завтра утром, но вот явился раньше. К сожалению.

– Ясно, – только и произносит Карлотта.

Этторе обращается к Томмазо и Линде:

– Прошу нас извинить, продолжайте без нас.

Он хлопает Томмазо по плечу:

– Белли, завтра мы вместе встречаемся с министром.

Карлотта прощается с ними, целуя их в обе щеки, потом шепчет Линде:

– Жду тебя к себе в гости, сходим в сауну и поплаваем в бассейне. Не забудь… когда-нибудь нам за это воздастся!

– Надеюсь! Насчет сауны – будь спокойна! – отвечает Линда с напускным энтузиазмом. – Скоро увидимся.

Когда уходят Этторе и Карлотта, Томмазо и Линда осматривают экспонаты на остальных этажах музея. На последнем – в огромном зале с полом и несущими колоннами из необработанного бетона и стенами, облицованными голым кирпичом, их ждет коллекция фотографий под названием Faces: снимки лучших международных фоторепортеров.

На портретах – все они в черно-белом изображении – запечатлены лица людей из разных уголков мира, собранные по континентам: Африка, Америка, Европа, Азия и Океания.

– Мне нравится такой порядок экспозиции, – замечает Линда.

Фотографии, напечатанные на холсте, подвешены деревянными прищепками к металлической проволоке.

– Они скопировали твою идею, потому и нравится! – хмыкает Томмазо, он все еще помнит фотоинсталляцию в ее Голубом доме.

Линда продолжает внимательно разглядывать мельчайшие детали изображений: даже оттенки черного и белого подчеркивают необычную игру света и тени. Дойдя до Азии – некоторые портреты тайских женщин завораживают! – Линда не может отвести взгляда от одного снимка: лицо ребенка, которое она, кажется, уже где-то видела. Эта улыбка, заснеженная гора на заднем плане, необычное сочетание черного и белого, – все это кажется ей смутно знакомым.

Линда читает подпись под фотографией: Горы Хангай, Монголия, – и чувствует, как сердце подпрыгивает, а потом – еще сильнее, когда она видит имя автора: Алессандро Деган.

Это лицо ребенка она видела на последней открытке, которую он прислал ей в Голубой дом.

Линда оглядывается и замечает другие фотографии Алессандро – есть даже несколько из Вьетнама, на них изображены дети, которых эксплуатировали на фабриках. И он из-за этого рисковал собственной жизнью. Алессандро всегда был таким: поднять планку чуть выше, сделать нечто большее, чем подсказывают осторожность и здравый смысл, это вполне в его стиле.

Линда чувствует, как сердце сжимается все сильнее. Глухая боль ей почти приятна, но этого никто не заметил бы по ее лицу. Линде кажется, что Але рядом с ней, она словно слышит его голос: эти фотографии говорят за него.

Томмазо, отставший от Линды на несколько шагов, внезапно оказывается рядом.

– Красивые, правда? – произносит он, гладя ее по плечу.

Линда делает над собой усилие, чтобы скрыть эмоции, которые вот-вот вырвутся наружу.

– Вон те сделал Алессандро, – она указывает на фотографии.

– Твой друг? – Томмазо подходит ближе, чтобы прочесть имя.

– Да.

– Надо же! – он, потирая подбородок, отступает назад, чтобы рассмотреть фотографию целиком. – Не думал, что он побывал в стольких местах…

– А я знала, – коротко отвечает Линда.

– Ты видела его после того раза? – спрашивает Томмазо.

– Нет, – Линда подавляет прилив грусти, поднимающейся изнутри. – Мы больше не виделись.

Она говорит так, будто ничего страшного не произошло и она со всем уже смирилась. И все же боль в груди не уходит.

Она смотрит на Томмазо, отчаянно ища то, что бы ее отвлекло от мысли об Алессандро.

– Пойдем?

Линда хочет, чтобы он взял ее за руку и повел по узким улочкам и бесконечным просторам Лиссабона. И они будут идти так, пока не растворятся в настоящем и не достигнут места, где воспоминания не смогут ее найти.

Глава 9

Кудряшки завязаны в воинственный хвост. Она готова: iPod на запястье, облегающие шорты и майка, на ногах – голубые кроссовки. Линда направляется к двери, как вдруг видит, как ручка со скрипом поворачивается и входит Томмазо, – вид у него мрачный, он идет нервными шагами.

– Эй, Томми! Что стряслось? – Линда с удивлением смотрит на него. – Ты почему так рано?