За всю любовь

– Именно Лиссабонский договор убил всех: нас, Грецию, Испанию, Ирландию, – продолжает тем временем Мигель. – В 2007-м все было совсем по-другому.

– Зона Экспо могла бы стать отличной отправной точкой, – говорит Томмазо, повернувшись к Герхарду. – Не так ли?

– Возможно, – качает головой тот. – Но нужно иметь четкий план. Я против поспешных действий.

– Значимость любого предприятия определяется полнотой его перспектив и возможностью внести изменения по мере необходимости, – произносит Томмазо одну из фраз, которые он, кажется, выучил наизусть, как урок из школьного учебника.

– С этим не поспоришь, – отвечает Герхард.

Линде ужасно скучно, ей уже не терпится уйти.

Она пытается зацепиться за соломинку, чтобы поддерживать разговор с тигрицами, хотя за столько месяцев уже стоило бы к этому привыкнуть на деловых ужинах и светских вечеринках. Всякий раз Линда старается найти контакт с этими людьми и все равно терпеть не может эти нудные светские приемы. Она никогда не умела притворяться.

К тому же она с ходу может вычислить слабое место своих собеседников, их внутреннюю пустоту, которую они тщательно скрывают за внешней безупречностью и деловитостью.

Линда никогда не стеснялась открыто высказывать свое мнение – пусть даже из-за этой черты могла прослыть стервой.

Наконец подали десерт: трубочки с горячей начинкой из абрикосов и кардамона, блинчики-фламбе с ликером «Бейрао» и сорбет из маракуйи с кокосовой стружкой и множеством других ингредиентов.

Линда пожирает сладости глазами, потом берет трубочку и решительно откусывает кусок.

– Вкуснятина! – громко восклицает она.

Потом снова впивается зубами в трубочку, из которой вытекает немного крема и падает ей прямо на платье.

– Porra! – безотчетно вскрикивает она. – Puta merda![1]

Томмазо возмущен, как и все за столом, но тотчас берет себя в руки, удостоив Линду неодобрительным взглядом:

– Все в порядке, милая?

– Да как сказать… – Линда отчаянно пытается стереть крем салфеткой.

– Может, лучше сходишь в уборную, приведешь себя в порядок? – вполголоса подсказывает он, давая понять, что она ставит его в неловкое положение.

– Да, любимый… – отвечает Линда, осматриваясь в поисках туалета.

– И вообще, – продолжает он шепотом. – Не знаю, где ты набралась этих выражений, но в моем присутствии чтобы это было в последний раз. Поняла?

– Ты прав, прости, – бормочет Линда не очень убедительно.

Она немного навеселе, но все же улавливает в его голосе упрек – и ей это не нравится. Линда понимает, что переборщила, но сейчас единственное, что ее беспокоит, – как избавиться от пятна на платье. К тому же, думает она с гордостью, раз уж она ругается по-португальски, это верный знак того, что процесс пошел и язык усваивается!

Этих выражений портовых грузчиков она набралась у Исабель. Томмазо это понял, поэтому он против их встреч вне дома, но Линда, как всегда, его не слушает – и повсюду ходит с Исабель за покупками или просто погулять. На улице она и научилась тому, чему не учат на уроках.

Вернувшись из уборной, она с облегчением видит, что все уже забыли о досадном происшествии.

Ужин подходит к концу, и Линда дергает Томмазо за рукав, чтобы привлечь его внимание.

– Может, лучше пойдем домой? – упрашивает она медовым голосом, не в силах больше ждать.

– В каком это смысле – лучше?

– В том смысле, что ты мне кое-что обещал… помнишь? – она соблазнительно смотрит на него.

– Да? – спрашивает Томмазо и улыбается.

– Да, – отвечает Линда, не двигаясь с места.

– Ну, хорошо, – соглашается Томмазо и поднимается первым.

– Господа, нам пора… – говорит он, собираясь попрощаться со всеми.

Линда нетерпеливо вскакивает, но потом колеблется.

– Ты хочешь побыть тут еще немного? – шепчет она ему на ушко.

– Нет, детка… – заговорщицки отвечает ей Томмазо. – Я хочу домой, уже пора.

Он и сам устает от этих деловых ужинов. Хотя Линде он в этом никогда не признается.

Выйдя из ресторана, они садятся в такси. Ночью Лиссабон прекрасен – даже более красив, чем днем. Белые огни отражаются от фасадов домов и растворяются в небе, переплетаясь с лунным светом и озаряя изразцы азулейжос невероятным сиянием. Линда прижимается к Томмазо на заднем сиденье. Он крепко обнимает ее.

– Тебе было хорошо? – спрашивает он, целуя ее в лоб, а потом в губы.

– С тобой мне всегда хорошо.

Томмазо пожирает ее пронзительно-синими глазами, в которых, впрочем, читается легкий упрек.

– Только в следующий раз давай обойдемся без ругательств.

– У меня как-то само вырвалось, – оправдывается она.

– Милая, в этом-то и есть твоя слабость: спонтанность, – Томмазо вздыхает и прижимает ее еще крепче.

– Я думала, тебе это нравится, – удивленно произносит Линда.

– Да, но иногда полезно уметь себя контролировать, – отвечает он, подмигивая.