За закрытой дверью

– Зря теряешь время, – насмешливо протянул Джек, и я вздрогнула от неожиданности. – Изнутри не открывается, – прибавил он, и при мысли о том, что он там, за дверью, меня снова затрясло. – Нравится комната? Надеюсь, ты тоже получаешь удовольствие. Я-то здесь просто блаженствую, слушая тебя. Скорей бы уже послушать и Милли. Надеюсь, она будет покрасноречивей. И поголосистей.

Внезапно я почувствовала, как последние силы покидают меня, и, опустившись на пол, свернулась калачиком и заткнула пальцами уши, чтобы не слышать Джека. Я отчаянно хотела заснуть, но при таком ярком свете это было невозможно.

Я лежала, отгоняя мысль о том, что никогда не выйду из этого ада, созданного специально для Милли. Потом вспомнила, как при виде ее уютной желтой спальни всерьез поверила, будто где-то в глубине души Джек сохранил каплю порядочности, и зарыдала в отчаянии от собственной глупости.

Настоящее

С таблетками в руке недоуменно гляжу на Милли. Может, я не расслышала?

– Милли, ты что, так нельзя!

– Можно. Надо. – В подтверждение своих слов она быстро кивает. – Джож Куни плохой человек.

Такой поворот меня пугает, тем более что Джек стоит прямо за дверью.

– Думаю, лучше выбросить это в унитаз, – говорю я, заворачивая таблетки обратно в салфетку.

– Нет!

– Мы не должны поступать плохо, Милли!

– Джож Куни поступает плохо, – сурово произносит она. – Джож Куни плохой. Очень плохой.

– Я знаю.

– Скоро я еду жить с Грейс, – продолжает Милли, нахмурив лоб.

– Да-да, ты уже совсем скоро ко мне переедешь.

– Но я боюсь жить с Джожем Куни. Убить Джожа Ку-ни! Плохой!

– Милли, нельзя убивать людей!

– Агата Кристи убила, – возмущается она. – Десять негритят, много умерли, и миссис Роджерс умерла, от таблеток чтобы спать.

– Может, Агата Кристи и убила, – твердо отвечаю я, – но ты же знаешь, что это всего лишь книга, Милли!

Хоть я и отпираюсь, в голове уже проносятся идеи. Хватит ли этих таблеток, чтобы если не убить, то по крайней мере отключить его на время? Здравый смысл подсказывает, что, даже если и хватит, я едва ли найду способ скормить их Джеку. И все же, несмотря на мои громкие заявления, у меня рука не поднимется спустить их в унитаз – ведь это первый проблеск надежды за долгое время! Но что бы я ни решила с ними делать, Милли в это втягивать никак нельзя.

– Пойду смою их, – говорю я, удаляясь в кабинку.

Спустив воду, я торопливо засовываю салфетку в рукав. Она выпирает, и я покрываюсь липким потом: Джек обязательно заметит и спросит, что это! Вытаскиваю ее обратно и судорожно оглядываю себя с ног до головы, пытаясь найти место для тайника. В сумку нельзя – Джек всегда проверяет ее, когда мы приходим домой. В белье – бесполезно, ведь я всегда раздеваюсь у него на глазах. Завернув салфетку потуже, нагибаюсь и прячу ее в туфлю. Проталкиваю поглубже, в самый носок. Обуваюсь с трудом; ясно, что идти будет очень неудобно. Но пусть лучше в обуви, чем где-то на теле: так спокойней. Не очень понятно, конечно, как их достать, когда придет время – если оно вообще придет. Но греет уже одно осознание того, что они есть.

– Грейс глупая! – возмущенно набрасывается на меня Милли, когда я выхожу из кабинки. – Не можем убить Джожа Куни!

– Да, Милли, мы не можем.

– Но Джож Куни плохой!

– Да, но плохих людей тоже нельзя убивать, – наставительно говорю я. – Это преступление.

– Тогда полиция! Скажем: Джож Куни плохой!

– Хорошая идея, Милли, – соглашаюсь я в надежде ее успокоить. – Я поговорю с полицией.

– Сейчас!

– Нет, не сейчас, но скоро.

– Сначала? А потом я поеду жить с тобой?

– Да, сначала, до того, как ты приедешь ко мне жить.

– Ты скажешь полиции?

– Милли, ты мне доверяешь? – беру ее за руки, и она неохотно кивает. – Я обещаю, я что-нибудь придумаю! До того, как ты ко мне переедешь.

– Обещаешь?

– Обещаю, Милли, – на глаза наворачиваются слезы. – И ты тоже пообещай мне кое-что. Пообещай, что будешь и дальше хранить наш секрет.

– Я люблю Джека. Но я не люблю Джожа Куни, – произносит она заученно-монотонно. Все еще дуется.

– Умница, Милли. А теперь пойдем обратно. Может, Джек угостит нас мороженым?

Но даже упоминание о мороженом, которое она обожает, не поднимает ей настроение. С каким радостным возбуждением, светясь от гордости, вручила она мне аккуратно свернутую салфетку! Какую проявила изобретательность, отыскав выход из безнадежной, казалось бы, ситуации! А я даже не могу сказать ей, какая она замечательная. И что теперь делать с таблетками? Они вселили в меня надежду, когда я спрятала их в туфлю, – но что же дальше?