За закрытой дверью

Чувствуя на себе его взгляд, я сидела свесив голову с безысходным отчаянием на лице. По крайней мере, я надеялась, что выгляжу именно так. Он ушел, заперев за собой дверь, однако невозможно было предсказать, принесет он виски или нет. Курица пахла одуряюще, и я начала медленно считать в уме. Пообещала себе, что наброшусь на еду, если до его прихода успею дойти до ста. Когда на лестнице послышались шаги, я не досчитала и до пятидесяти; на шестом десятке в замке повернулся ключ, и я быстро зажмурилась, боясь не увидеть виски и разрыдаться: ведь если он ничего не принес, то я напрасно мучила себя, отказываясь от еды почти неделю!

– Держи.

Я открыла глаза. Джек протягивал мне пластиковый стаканчик.

– Что это? – спросила я с подозрением.

– Виски.

Я потянулась к стаканчику, но он тут же отвел руку:

– Сначала поешь. Какая мне от тебя польза, если ты ослабеешь и не сможешь заботиться о Милли?

От этих слов по спине пробежал холодок. Но по крайней мере теперь было ясно, что я на правильном пути: ведь до этого он ни разу – ни разу! – не пошел мне навстречу, даже когда я всего лишь просила дать мне полотенце побольше. Помня о своей конечной цели, он наверняка не допустит, чтобы со мной что-то случилось, а значит, вполне возможно, будет удовлетворять какие-то просьбы – в пределах разумного. Я одержала важную победу; по плану предполагалось еще повременить с едой, но теперь я решила пойти на компромисс, иначе первый стакан виски может стать последним. Я же хотела, чтобы он приносил мне выпить каждый день после работы. Пусть у него войдет в привычку наливать виски сразу нам обоим.

– Я попросила виски, потому что надеялась пробудить аппетит, – сказала я, не опуская руку. – Так что можно я выпью?

Я ожидала отказа, но после секундного колебания он протянул мне стакан. С напускным воодушевлением я поднесла его ко рту; от паров алкоголя желудок сжался в комок, но у меня хотя бы появилась уверенность, что это виски, а не что-нибудь похуже. Чувствуя на себе его взгляд, я отпила глоток. До этого я ни разу в жизни не пробовала виски, и от жуткой горечи у меня чуть глаза на лоб не полезли.

– Что, невкусно? – усмехнулся он. Было ясно: он ни на секунду не поверил в мою любовь к виски и дал мне стакан лишь затем, чтобы выяснить мои истинные мотивы и понять, почему я хочу выпить до еды.

– А ты когда-нибудь пил виски из пластикового стакана? – парировала я, сделав еще глоток. – Вкус совсем не тот, уж поверь. Может, в следующий раз принесешь в стеклянном? – Я залпом допила остатки.

– Теперь поешь. – Он пододвинул ко мне поднос.

С затуманенной от виски головой я переставила поднос себе на колени. Еда выглядела божественно, и я могла бы опустошить тарелку в два счета. С трудом сдерживаясь, чтобы не заглотить все сразу и не жуя, я медленно, с напускным равнодушием отщипывала маленькие кусочки. Съев половину, заставила себя отложить нож и вилку. Не знаю, кто из нас двоих почувствовал себя более неудовлетворенным.

– Давай, поешь еще, – нахмурился он.

– Извини, не могу, – вяло отозвалась я. – Может, завтра…

Он ушел, забрав поднос. Я не наелась, но вкус победы был слаще любого блюда.

Джек, конечно, был не так прост. На следующий день, когда я снова отказалась есть, он решил надавить на больное место.

– Завтра мы не едем к Милли, – сказал он, подхватив нетронутый поднос. – Нет смысла вести ее на обед, раз ты все равно ничего не ешь.

Я догадывалась, что так будет, и уже смирилась с этой жертвой.

– Ладно, – равнодушно отозвалась я, пожав плечами. В его глазах мелькнуло удивление, и я поняла: он ждал, что я начну умолять. Я была рада, что мне удалось сбить его с толку.

– Бедная Милли ужасно расстроится, – вздохнул он.

– Что ж, ей не привыкать.

Он на секунду задумался.

– Ты же не выдумала эту уловку, чтобы вынудить меня отменить день рождения Милли?

Я никак не ожидала, что он придет к выводу, настолько далекому от правды. И теперь гадала, нельзя ли извлечь из этого какую-то пользу.

– Зачем мне это? – спросила я, пытаясь выиграть время.

– Вот ты мне и скажи.

– Может, хоть раз поставишь себя на мое место, Джек? Если Милли увидит этот дом, то обязательно в него влюбится. Как, по-твоему, я себя чувствую, зная, что ты ей готовишь? Понимая, что я не в силах тебе помешать?

– Дай-ка угадаю… – Он сделал вид, что размышляет. – Наверно, не очень хорошо?

Я постаралась выдавить слезы, будто от отчаянной жалости к себе.

– Ты прав, Джек, не очень хорошо. Настолько нехорошо, что лучше умереть.

– Значит, это что-то вроде голодовки.

– Нет, Джек. Конечно нет. Я понимаю, что нужна Милли. Знаю, что должна держаться. Но я не хочу есть, и с этим ничего не сделаешь. На моем месте кто угодно потерял бы аппетит. – Мой голос скакнул на октаву выше: – Ты хоть представляешь, каково мне терпеть все это изо дня в день? Не иметь права выбора, что и когда есть? Абсолютно во всем зависеть от тебя? Ждать еды по два-три дня, когда ты решаешь наказать меня или просто не считаешь нужным что-то принести?