Вечер прошёл, я быстро выключила ноутбук, взяла телефон и книжку и отправилась в гостиную, где сплю последнее время. На телефоне не было много зарядки, и я пыталась вспомнить, куда же её дела. У каждого предмета, особено незаменимого у меня есть своё место, но пару дней назад я брала зарядку с собой в гостиную, чтобы он заряжался ночью, а потом взяла с собой на кухню, где проводила день в общении с вами. Таким образом, мест её нахождения могло быть три: столик в гостиной, обеденный стол на кухне и тумба в моей комнате. Но её не оказалось ни в одном из них. Тогда я вернулась на кухню, догадываясь, куда она всё-таки делась. Он был там, пил что-то из маленькой кружки и даже почти улыбался. Я попыталась ненавязчиво спросить, не видел ли он зарядку. Как всегда - может и видел, может и трогал, может и убрал, может и забрал с собой (завтря опять уезжает, проведя здесь всего полтора дня). Я даже не злилась, уже привыкла быть в таком негодовании. Он начал выступать: мол, вот, есть запасная зарядка, проверь. Что я и сделала, она подошла. Но это не остановило меня от очередной попытки внушить ему, что нельзя брать чужие вещи. Тут-то всё и началось. Сначала он принял дурашливый вид, мол, что ты, мелкая идиотка, можешь вообще знать, а я всегда прав, даже когда и веду себя как конченный мудак. Без звёздочек. Я предложила ему почувствовать, каково это - когда не можешь найти свои вещи, и сказала, что к его приезду могу перевернуть весь дом и переложить всё так, как считаю нужным. Он надулся, молочные слюни потекли изо рта, глаза вылупились, готовые вылезти из орбит; он был взбешён. "У тебя слюнки потекли", - с холодной издёвкой приостановила его закипание. Он отставил кружку и пошёл на меня (я была в дверном проёме, он - передо мной на кухне). В моей руке был телефон, а в ушах - длинные серёжки. У него были только руки, чертовски сильные для меня руки. Он толкнул меня. Толкнула ещё. Выписхнул с кухни, разражаясь не просто гневными словами, а плюя взбудораженной желчью бешенности, буквально удивляя меня, как у него ещё пена не пошла изо рта. В коридоре он опять толкнул меня, и я в ответ толкнула в грудь его. Он начал хватать мои руки, я, искривившись, аккуратно положила телефон на тумбочку, чтобы он его не разбил. Его лицо готово было лопнуть от ярости, желваки заходились, глаза стали сумашедшими. Я внутри смеялась ледяным и липким смехом: забавно будет умереть так нелепо - от рук собственного отца в собственной квартире из-за того, что ему не нравится, когда ему указывают на неправильное поведение. Но в ушах оставались серьги, потянув за которые можно легко порвать мне уши, так что нельзя было перейти грань, к тому же в гостиной, куда он толкнул меня, не было ничего такого, что можно было бы успеть схватить, если только не отбежать или отпрыгнуть. Ещё и диван был разобран - здесь я особенно чётко представила картинку меня, пробивающую себе голову о его ножки. Чудесный вечер отца и дочери. Пару раз я сказала, что ему пора лечиться, когда он совсем перестал соображать я лишь с улыбкой восхитительного недоумения смотрела на него. Он произнёс реплику в стиле Тарасу Бульбы, потом что-то вроде: "Я могу убить тебя собственными руками, что ты можешь сделать против меня" и ещё парочку фраз из той же серии. Но в основмном - какая-то рычащая болтовня и угрозы причинить вред. Когда он отцепился, и я вновь посоветовала обратиться к специалисту он сказал вернуть ему деньги (оставил пять тысяч мне на расходы и двадцать пять - на оплату коммунальных услуг). И ещё сказал вернуть ему привезённые значок и магнитик. Что забавно, они у него и были, потому что нахрен они мне сдались у меня в комнате нет места для магнитов, да и нахрен они мне сдались. Но ешё забавнее, что вернуть ему привезённые футболки или камень (он всю жизнь привозит мне разные камни, породы и тому подобное). Я хотела отдать ему те двадцать пять тысяч, а последнюю пятёрку порвать, но подумала, что приступов бешенства, следы чего красными кляксами сидели у меня на руках мне для одного вечера хватит. Я взяла деньги, подошла, он протянул руку и я кинула бумажки на пол. Он пообещал "запомнить этот жест". Ага. Трижды ага. Я помню куда больше жестов.