За запертой дверью

Пересчитывая спиной ухабы разбитой от дневного таяния и ночного морозца дороги, Серафим размышлял, что, поди, боялись местные служители неизвестное послание оглашать, вот и стараются теперь перед большим начальством. Откуда бы вдруг такая срочность – сани высылать? Только, выходит, просветлённых боялись больше, коли открытку без дозволения зачитали. Ещё думал Серафим о последнем условии: быть светлым душой. Как понять, чист ты или нет? Вроде как, нет человека без греха, а с другой стороны, – не успела за девятнадцать годков грязь к душе налипнуть, потому, выходит, чист.

Всем бы хорош Серафим, одно смущало – не образован. Прост уж больно, читает и то по складам. Да только ведь в открытке об этом ни словечка. Вот и надобно счастья попытать.

Дорога до столицы была долгой, а до Имтума того дольше. Дожидаясь попутной телеги, почтовой или так, Серафим подрабатывал, где придётся, а когда отчаивался вконец или не имел денег, своим ходом шёл. В Имтум он тоже пешим прибыл, благо лето выдалось тёплым и заканчиваться не торопилось.

Когда Серафим добрался до дорожного столба со свеженьким указателем «Имтум», написанного кучерявыми буквами, до указанной в открытке даты пять деньков оставалось. В тот же вечер нанялся Серафим подмастерьем к башмачнику Коротаю. Слушая гостя, Коротай тогда от души посмеялся, что Серафим Имтум городом величает.

– Скажешь, город. Деревня! Название только позаковыристей придумали, дабы перед гостями, что на большое событие соберутся, поважничать. Коровий дол-то куда годится. А ты оставайся, люди мы простые, не обидим.

Вспомнив башмачника Коротая Игнатьева, Серафим открыл глаза. Там, где Коротай, там его дочь Оленка. Об Оленке Серафим думать сейчас не мог: опасность подступала, он ощущал её затылком. Зашевелилась северная туча.

Серафим вскочил и на помолодевших ногах подбежал к «опасному» окну. Далеко за горизонт проник Серафимов взор и опасения подтвердил. Что грядёт, знал Серафим хорошо, потому образ Оленки поглубже припрятал. Люди могли пострадать. А в тревожную минуту Серафим привык думать только о них.

Глава 3. Башня с характером

В школе о них много говорили, о шарах этих. Кому бы ни хотелось испробовать колдовство, вдруг выйдет? Но ведь никто ученических шаров по правде не видел: их и в прежние времена из башни не выносили. Так как же шар оказался на улице?

Какое-то время Леся стояла неподвижно и почти не дышала. Смутная надежда узреть просветлённого, который придёт за шаром, удерживала её у скамейки. Казалось, пролетела пара столетий, только никто не явился. Солнце вновь зарылось в серые тучи, у башни больше ничего не блестело, но Леся знала, шар по-прежнему там.

Осторожно двинувшись к Колонне, Леся скоро перешла на быстрый шаг и готова была сорваться на бег, хотя площадь в этот час пустовала. Опасаясь, как бы кто ни приметил странного поведения, Леся сдерживала охватившее её нетерпение: сжимала кулаки и стискивала от напряжения зубы. Желание заполучить шар полыхало пожаром, только Леся отказывалась это признавать.

В нескольких шагах от цели она замерла. На фоне серой башни и неровных камней мостовой колдовской предмет казался простой стекляшкой, но Леся чувствовала, не был ей. Вокруг шара лежало битое стекло. Леся задрала голову и прямо над собой увидела окно-бойницу. По тёмному узкому окну, больше похожему на широкую щель, невозможно было понять, цело оно или нет. Леся предположила, что шар выпал оттуда. Опять проделки заколдованной башни? Что-то она много чудит последнее время. Как бы то ни было, Леся быстро окинула взглядом пустую площадь и схватила шар. Оставить его здесь казалось безумием: найдёт какой-нибудь непутёвый, и жди беды. Забрать шар себе, конечно, безумие не меньшее – узнает кто, и от разговоров, что она колдунья, вообще не отделаешься. Единственно правильное решение – вернуть колдовской предмет в башню.

С трепещущим сердцем Леся разглядывала находку: гладкий, совершенно прозрачный, он приятной тяжестью лежал на ладони и слегка холодил. Шар завораживал. Леся заметила, что пропустила несколько вдохов. Выйдя из оцепенения, она ещё раз посмотрела вверх. Кричать под окном бесполезно, звать всё равно некого. Будь в башне кто живой, сам бы забрал потерю. Подкинуть шар на такую высоту Леся не сможет. Оставалось попробовать попасть в башню обычным путём.

Леся обогнула Колонну и встала у высокой, в два человеческих роста, двери со стрельчатым сводом. Глухие створки выглядели неприступными под стать башне. Ступеней или порога не было, дверь вырастала прямо из мостовой. Не было петель, ручек, украшений – только безликое серое полотно. Как в насмешку, над дверью висел серебряный колокольчик, до которого невозможно было достать.