За завесой 800-летней тайны (Уроки перепрочтения древнерусской литературы)

Да и почти каждый из проступающих сквозь внешнюю символику поэмы образов отсылает нас к ритуалу СВАДЬБЫ. Вот, к примеру, Автор, завершая описание разгрома Игоревых дружин, переносит действие в стольный Киев, где иноземные гости «ПОЮТЪ славу Святославу» и «КАЮТЪ князя Игоря» за то, что он «во дне Каялы — рекы половецкыя, — рускаго злата насыпаша». Сам по себе эпизод, казалось бы, выглядит довольно понятно и никаких подспудных прочтений не таит, однако характер действия, описываемого глаголами «поютъ» и «каютъ», обнаруживает в себе привязку к образцам все той же обрядовой свадебной поэзии. «В основе мотива поющих девиц, народов и городов в «Слове», — писал по этому поводу Р. Манн, — лежит обычай величания присутствующих на свадьбе девушками. Ритуал этот имеет свои местные разновидности, но обычно состоит в том, что девушки поют величальные песни, хвалящие как гостей на свадебном пиру, так и непосредственных участников обряда (жениха, невесту и т.д.). Пропев такую песню, девушки подносят гостю (или жениху и т.д.) стакан пива, гость же должен ОПУСТИТЬ НЕСКОЛЬКО МОНЕТ В СТАКАН, а потом выпить пиво... Тогда девушки вынимают из стакана деньги и делят их между собой, а если награда покажется им недостаточной, то они могут спеть гостю издевательскую «корильную» песню... Наиболее распространенное слово для пениятакого рода песен было, кажется, «корить», но в некоторых местах употребляется глагол «хаять»:

Уж ты станешь нас дарить
Станем мы тебя хвалить;
А не станешь нас дарить,
Станем ХАЯТЬ и бранить...

Пение славы Святославу немцами и другими народами соответствует пению свадебных величальных песен девушками, между тем как «каяние» Игоря связано с «хаянием» скупого жениха или гостей на свадебном пиру».

Главный же упрек в этом каянии-хаянии сводится, как и в описанном выше обряде, к тому, что Игорь НАСЫПАЛ ЗОЛОТА не в стакан Святослава, а в «рекы половецкыя», что просится читаться как в «руки половецкыя». К тому же, как обратил внимание уже цитированный нами А. Гогешвили, кажется логически неправдоподобным, чтобы «Игорь, собираясь в ВОЕННЫЙ поход, захватил с собой такое значительное количества золота или других драгоценностей, что они, попав в результате его поражения к половцам, могли вызвать специальную авторскую ремарку!» А вот золото, взятое поезжанами для подарков родителям невесты, выглядит в поэме вполне уместно, так как восходящий в своей основе к торговой сделке свадебный обычай XII века требовал уплаты за невесту весьма солидного выкупа!

Одним словом, «Слово» не так уж и «темно», как об этом привыкли говорить комментаторы, а если в нем и существуют какие-то кажущиеся непонятнами участки текста, то они же, как правило, оказываются и самыми интересными в силу таящейся в них многослойной образности. С полным правом к таким местам поэмы можно отнести и известный «сон Святослава», через образы которого Киевский князь узнает о судьбе Игоревой экспедиции:

...Си ночь съ вечера одевахуть мя, — рече,
чръною паполомою на кроваты тисове;
чръпахуть ми синее вино, съ трудомъ смешено;
сыпахуть ми тъщими тулы поганых тльковинъ
великый женчюгь на лоно и негуютъ мя.
Уже дьскы безъ кнеса въ моемъ тереме златовръсемъ.
Всю нощь съ вечера бусови врани възграяху
у Плесньска, на болони беша дебрь Кияня
и несошася къ синему морю...

В объяснительных переводах «Слова» и комментариях к этому месту стало уже традицией отождествялять «тисовую кровать» с «символом смерти и гроба», «синее вино» — со спиртом, бывшим якобы ритуальным питьем (!?.) при похоронном обряде или же употреблявшимся при бальзамированиии трупов; жемчуг во сне — причем, со ссылкой на народные поверья — трактуется как символ крупных слез, «дьскы безъ кнеса» объясняются как отсутствие князька-конька на крыше терема, что вроде бы традиционно делалось на Руси для выноса покойника через разобранную крышу или для облегчения отхода души от тела. Из всего этого вместе взятого само собой выводилось, что Святослав видел во сне свои собственные ПОХОРОНЫ, и это якобы и давало законные основания боярам расшифровывать этот сон как провозвестие НЕСЧАСТЬЯ, привязывая его к событиям на Каяле. Однако же, если заглянуть в «сонники», благо их сейчас напереиздавали в достаточном количестве, то мы увидим, что во всем этом стройном на первый взгляд построении имеется одна существенная нестыковка. Так, например, по толкованиям снов в этих книгах приснившееся ВИНО сулит РАДОСТЬ в делах и ВЕСЕЛЬЕ, увиденный во сне ЖЕМЧУГ обещает БОГАТСТВО, а ПОКОЙНИК — ЗДОРОВЬЕ.