За завесой 800-летней тайны (Уроки перепрочтения древнерусской литературы)

ПОХОРОНЫ во сне вообще обозначают ВЕСЕЛЬЕ, так что, если принять на веру расшифровку сна современными комментаторами, то придется тогда признать, что, объясняя его значение князю, бояре, как говорится, «лепят горбатого к стенке», ибо, в соответствии с толкованием увиденных во сне похорон как будущего веселья, они должны сулить Святославу что-нибудь очень приятное. А поскольку в поэме присутствует все-таки такой ответ, какой мы там видим, значит, что-то во сне Святослава мы поняли не так, как бояре, и видит он вовсе НЕ ПОХОРОНЫ.

Но тогда что же?

Ответ опять-таки обнаруживается в обрядовой СВАДЕБНОЙ поэзии, сообщающей, в частности, что:

...Во сенечках стоит КРОВАТУШКА,
Что во новых стоит ТЕСОВАЯ,
На кроватушке лежит перинушка,
На тесовой лежит пуховая,
На перинушке лежит Грушенька,
В головах стоит Матвеюшка,
В руке держит ЗЕЛЕНО ВИНО... — и т.д.

В этой же песне встретится нам и ЖЕМЧУГ, который хоть и не «сыпахуть» никому на лоно, но который все-таки все равно РАССЫПАЛСЯ по блюду.

Любопытную ассоциацию вызывает и описание свадьбы князя Василия Ивановича с Еленой Глинской (1500 г.), где, в частности, говорится: «...И какъ дойдут до постеле и в те поры тысяцкого жена положит на себе две шубы, одну по обычаю, а другую на изворот, и будет из МИСЫ осыпать великого князя и великую княгиню у дверей сенника...»

Если взглянуть на сон Святослава с позиций упоминавшегося нами выше метода «разделенного языка», то в строчке «черпахуть МИ СИнее вино» можно увидеть те же МИСИ (или МИСЫ), что и на свадьбе Глинской, только черпают ими не ВИНО, а, по-видимому, ВЕНО, то есть «выкуп за невесту», ссыпаемый на тесовую кровать:

...Одевахуть мя, — рече, — чермною паполомою на кроваты тисове; черпахуть миси (на) неё вено съ трудом смешено; сыпахуть ми тещиными тулы поганыхъ тльковинъ великый женчугъ на лоно и негують мя...

Как видим, высвободив при помощи нескольких очень незначительных конъектур один из скрытых смыслов данного отрывка, мы получили вполне ясный текст с преобладающей свадебной символикой. При этом, проступившее сквозь не вполне ясное определение «тьщими» конкретное понятие «тещиными» таит в себе ещё и количественный показатель — «тыщами», что как раз и характерно для образной системы Автора, строившего свои образы по принципу наших разборных «матрёшек».

Правда, иногда эту многослойность создают и сами интерпретаторы «Слова», подменяя исконное значение славянских терминов их сегодняшними эквивалентами. Именно так употребленное в сцене «сна Святослава» в своем исконном значении слово «лоно» упорно переводится всеми нынешними комментаторами и переводчиками поэмы как «грудь», тогда как это — понятный всем образ, зафиксированный в таких фразеологизмах как «материнское лоно», «лоно Земли», «вышли из одного лона» и им подобных. Поэтому и жемчуг, который сыплют Святославу на лоно, это не «слезы на грудь», а «радость в пах», что тоже более укладывается в систему образов БРАЧНЫХ, нежели ПОХОРОННЫХ.

Не ломал никто и князька-конька (продольного бруса) в его тереме златоверхом, ибо, по утверждению С. Пушика, «кнесъ» — это свадебный князь, то есть ЖЕНИХ, а «дьскы» нужно правильно читать как «дьвкы», на что обращали внимание ещё Карамзин, Полевой и Калайдович. Таким образом, вся фраза имеет удивительно простое звучание — «уже девки без князя» — и говорит о том, что киевские невесты остались без такого жениха как Владимир Игоревич, который нашел себе невесту у «синего моря». Именно так и было напечатано в тексте первых изданий «Слова» в 1800 году: «на болони беша дебрь Кисаню и не сошлю къ синему морю», что можно разложить на вполне понятную фразу «на равнине были деверьски сани и несоша шлюб к синему морю»; где «шлюб» — это оставшееся ещё и поныне в украинском языке одно из наименований СВАДЬБЫ.

Таким образом, нет более смысла доказывать, что Святослав видит во сне не похороны, а именно СВАДЬБУ, причем, свадьбу, которая угрожает ему не только в реальном политическом плане, но и по сонникам, так как СВАДЬБА ВО СНЕ как раз и означает перспективу «РАЗДОРА И НЕПРИЯТНОСТЕЙ», что дает вполне обоснованную возможность боярам для их расшифровки княжеского сновидения:

«Уже, княже, туга умь полонила:
се бо два сокола слетеста съ отня злата стола
поискати града Тьмутороканя,
а любо испити шеломомъ Дону...»