За землю отчую.

С отроческих лет Гордейко, оставшись сиротой, жил и воспитывался при дворе Вельяминовых. В Москве, как и в других русских городах, жители разделялись на земцев и кияжчан. Первые звались москвичами, вторые дружинами (в зависимости от имени князя, правившего в Москве: Ивана дружина, Симеона дружина, Дмитрия дружина). Томские бояре, которых поддерживали богатые купцы, в отличие от княжеских бояр-дружинников, подчинялись тысяцкому — главе земщины. Из них назначались воеводы городской рати — ополчения москвичей. Многолетняя борьба за власть между дружиной великого князя и земщиной лихорадила Московское княжество. Тысяцкий, земские бояре, богатые купцы мечтали завести такие же порядки, как в Новгороде., где всем заправляли выборные из бояр и купцов. Гам издревле князь исполнял волю новгородской господы — боярского правительства во главе с посадником и архиепископом Непокорных и строптивых князей изгоняли. Московская земская верхушка шла на все, чтобы ослабить власть великого князя. Еще во время Ивана Красного, отца Дмитрия Донского, земские бояре во главе с тысяцким Алексеем Хвостом своими происками едва не погубили княжество Московское. Хвост заигрывал с Тверью и Литвой, настраивал ордынских послов против великого князя. Те доносили обо всем в Сарай. С большим трудом удалось тогда боярам Ивана расстроить союз недругов Москвы, а тысяцкого однажды нашли убитым неподалеку от своих хором. При тысяцком Вельяминове земщина, казалось, смирилась, но втихую по-прежнему готовилась при удобном случае захватить власть.

После смерти Вельяминова Дмитрий Иванович поведал люду московскому, что отныне упраздняет на Москве должность тысяцкого — главы земцев. Братья Василия Васильевича Николай и Тимофей смирились и перешли на службу к великому князю, а сын Иван бежал в Тверь. Оттуда он вместе с Некоматом - сурожанином по поручению великого князя тверского направился в Сарай. Возвратились они в Тверь с ханским ярлыком для Михаила Александровича владеть велим княжеством Владимирским, вот уже свыше сорока лет принадлежавшим Москве...

Гордей — к тому времени уже стремянный Ивана Вельяминова — воспринимал все эти козни, направленные на подрыв власти Дмитрия Ивановича и ослабление Москвы, лишь как справедливую борьбу земщины за старинные права и вольности москвичей и рьяно поддерживал все, что делал его господин.

Спустя несколько лет Ивана Васильевича и Некомата поймали в Серпухове, куда они тайком пробрались из Твери, били кнутами, а когда сурожанин сознался, что ими было задумано отравить великого князя и его близких, обоих повезли в Москву.

Гордею удалось ускользнуть от княжеских дружинников. Облачившись в монашескую рясу, он последовал за своим господином, надеясь хоть чем-нибудь помочь ему в Москве. Гордей обошел многих земских бояр и купцов из ближнего окружения покойного тысяцкого и его сына.

Одних он просил заступиться за Ивана Васильевича, другим предлагал смелые планы освобождения его из темницы. Но рисковать никто не хотел...

С той поры бывший стремянный Вельяминова люто возненавидел великих людей, и чувство это затмевало остальные.

В день казни Гордей стоял в толпе. Не выдержав, бросился сквозь строй дружинников к помосту. Федор не ;шал, кого он отпускает, просто пожалел незадачливого монаха. Гордей не стал больше искушать судьбу и в тот же день ушел из Москвы. После недолгих скитаний по лесам бывший стремянный присоединился к разбойной ватаге и вскоре стал ее главарем...

«Идти в Волок, отдаться в руки недругов?!. Нет, сие негоже!..» — убеждал себя Гордей. Но другой голос вносил сумятицу в его душу: «Придешь к Серпуховскому со столькими ратниками, дабы в сей трудный час встать с ним за Гусь воедино!» — «Но ведь князь Владимир и Дмитрий Иваныч руку на господина моего Ивана Васильевича подпали, род его знатный не пожалели, людей московских вольностей лишили!.. Пущай их побьют татары, пущай!..» — «Нет, такое негоже! — возражал внутренний голос. Ежели Орда вырежет всех, кому нужны будут права?..»