За землю русскую. Век XIII

   — И ряженых я тоже не звал — не масленая неделя!.. Ну? — нетерпеливо вскричал он. — Вон отсюда!..

Штумпенхаузен мигом очутился у двери.

Рыжий гигант остался на месте,

   — Меня не испугаешь, князь, — сказал он. — Я — Пэта!.. Ты радуешься, что ханский сапог не наступил на твой затылок, на твою русскую выю... Напрасно!.. Из ханской кладовой принесена уже добрая тетива, и, быть может, завтра же тебя удавят. Дай пройти!..

Джон-Урдюй толкнул князя кулаком в плечо.

   — Ах ты, Иуда!., паршивец!., наёмная собака татарская! — во весь голос заорал князь, уже не помня себя.

И рукою, от одного удара которой оседали на задние ноги могучие степные кони, Александр швырнул рыжего исполина на колени перед собой, скинул перчатку и, голой рукой взяв тамплиера за горло, сломал ему гортанные хрящи.

   — Ну вот, — с тяжёлым дыханьем сказал он, — и без тетивы!

Кровь пошатывала его!.. Он вышел из шатра. Вороной конь рвал копытами землю... Александр вскочил в седло и принял повод.

   — В шатёр не допускать никого! Я скоро буду здесь! — приказал он.

Невский сам решил уведомить ханского букаула, что проникший в его шатёр рыцарь Пэта, посмевший оскорбить его, убит им на месте...

Тоскливый посвист ветра... Чёрная холодная степь... Кибитки, озарённые луной. Лай собак. Александр поднял голову, взглянул на небо. Вспомнились Переславль, Новгород, Дубравка... «Боже мой, как далеко всё это... словно бы юз тёмного колодца гляжу!..»

Слегка ущерблённая с краю луна была словно татарская запрокинувшаяся башка в тюбетейке...

...Когда Александр, не застав букаула, вернулся в свой стан и вступил в шатёр и глянул на то место, где распростёрт был труп тамплиера-англичанина, то он так и оцепенел, окованный ужасом: труп исчез!..

Не мог ведь ожить он, не мог уползти сам: ощущенье, оставшееся на пальцах и в ладони Александра, слишком явственно убеждало в этом. Рыцарь, несомненно, был мёртв. Но тогда кто же мог унести мёртвое тело?

Александр позвал стражу: вошли два воина и с ними — шатёрничий.

   — Кто входил? — крикнул Александр.

Воины сперва стали клясться, что никого не впускали, но затем припомнили, что лекарь княжеский Григорий был впущен ими, ибо они знали, что он всегда вхож в спальный шатёр князя, даже и в полночь...

Ужасная догадка мелькнула в мыслях князя.

   — Боже мой, безумец мой милый, что ты наделал?.. — крикнул он и кинулся к боковине шатра: ну, так и есть, вот и снег, вброшенный ветром под плохо опущенную стенку шатра. Сюда, значит, и проволок его, мёртвого Урдюя-Пэту, бедняга Настасьин. Увидя, что в шатре валяется труп знатного татарина, испугался за князя... А дальше всё было ясно!..

Князь нарядил тотчас же во все стороны стана тайный поиск из самых надёжных и молчаливых дружинников, во главе с Михайлой Пинещиничем, как человеком, показавшим неоднократно редкостную сообразительность и хладнокровие. Приказано было искать Настасьина. Приказано было, без малейшей огласки, во что бы то ни стало, найти его...

Утром, один за другим, измученные и угрюмые воины вернулись ни с чем...

Но Гриша Настасьин в это время уже был схвачен в степи конным дозором татар. Его подстерегли и схватили как раз в тот самый миг, когда он приготовился сбросить в овраг тело убитого Пэты.

   — Ты убил?! — закричал на него начальник ордынской стражи, когда Настасьина доставили к нему на допрос.

   — Я, — спокойно отвечал юноша.

На дальнейшем допросе он рассказал, будто рыцаря он убил в запальчивости за то, что тот оскорбил его, Настасьина. А опомнившись, решил, дескать, скрыть следы своего преступления. На этом своём показании он стоял твёрдо.

Согласно законам Чингисхана, чужеземец, умертвивший ордынского вельможу, подлежал смертной казни немедленно. «Если, — гласил этот закон, — убийство было совершено после заката солнца, то убийца не должен увидать восхода его!»

Так бы всё и произошло, но начальник ордынской стражи видал этого русского юношу в свите князя Александра и знал, что это личный врач князя. Поэтому решено было доложить обо всём самому хану Берке вопреки строгому запрету беспокоить хана ночью.

Сперва разбуженный среди ночи Берке злобно заорал, затопал ногами на стражника, пришедшего будить хана, стал грозить ему всякими ужасами, но сразу же поутих, как только узнал, что преступник, приведённый на его суд, не кто иной, как лейб-медик Александра, тот самый медик, которого старый тангут сравнивал с Авиценной и против которого признавал своё бессилие...

...Хан Берке был не способен перенести, чтобы у кого бы то ни было из окрестных государей, князей, владетелей был в их соколиной охоте сокол или кречет резвее, чем у него. И те, кто знал об этом и хотел угодить верховному хану Золотой Орды, приносили ему в дар своих лучших охотничьих птиц...