И Дарк...почему всё, что связано с этим мужчиной должно вызывать не просто головную боль, а выкручивать, заставлять кусать собственные губы до тех пор, пока во рту не проявится вкус собственной крови. Почему он решил помочь мне? Чтобы освободиться? Теперь я знала, что для этого у него были свои связи. Или чтобы не позволить мне взять правильное направление в расследовании? Он знает Арленса. И скрывает наличие брата...скрывал. Он не мог помешать мне приехать сюда, вот почему так отреагировал. Вот почему единственный раз за всё это время показался мне необычно растерянным и в то же время напряжённым, пока вдруг не расслабился перед тем, как посадить в машину, будто принял какое-то важное для себя решение. И тут же закрыть глаза, машинально облизнув губы. Он поцеловал тогда меня. Прижал к себе властным движением и впился в рот с какой-то ожесточённостью, будто прощался, зарываясь пальцами в мои волосы. Наглый поцелуй, собственнический. Со сжимающими подбородок сильными пальцами...от таких поцелуев таят, чувствуя, как подкашиваются ноги и заканчивается дыхание, чтобы возродиться одним, общим между наших губ...и я так же таяла, цепляясь замёрзшими трясущимися пальцами в его плечи, ощущая холод везде, где мы не касались друг друга, и сгорая в огне там, где он брал мои губы.
А после ехать домой, даже не скрывая от водителя глупой, какой-то непривычной, словно не моей улыбки на губах. Их жгло всю дорогу. Будто Натан Дарк оставил на них искры своего огня. Будто Натан Дарк менял меня, без спроса и без жалости. Потому что поцелуи на улице - это не про меня. И на глазах у таксиста - тоже. И до одури желать влиться в него, врасти, сплестись одним дыханием, одним стоном, в одном пламени - это не я. С ним я сама себе чужой кажусь. Неправильной. Такой неправильной. Но впервые - до невозможного настоящей.
Я должна поговорить с ним. Слишком много совпадений в деле, в котором почти нет улик. В деле, в котором, наверняка, замешан его братец. Устроить им одновременный допрос, и, если я права...если они, действительно, имеют отношение к убийствам, кто-то из них должен оступиться.
И стиснуть до боли, до онемения собственные пальцы при мысли о том, что оступившимся может оказаться совершенно не тот брат.
***
- Очень интересно.
Люк бросил мне на стол несколько фотографий, на некоторых из них были изображены дети, на других - фасад детского дома, фотоаппарат выхватил потрёпанную, криво висящую вывеску с номером и названием. Эти кадры мы обнаружили на моём столе, завёрнутыми в газетные листы и перевязанными бечёвкой. Ни единой буквы, ни слова о том, от кого эта странная посылка, хотя я знала уже точно, кто проник в мой кабинет и оставил её.
Люк ткнул пальцем с аккуратно стриженым ногтем в одну из чёрно-белых фотографий.
- Вот этот мальчик...именно о его пропаже сообщили нам во вторник.
- Да, я помню. Его ещё не усыновили, насколько я знаю. Но собирались.
Вздрогнула, когда мужские пальцы медленно вытянули из моей ладони карточку. Сама не заметила, как вцепилась в неё, глядя на слегка нахмуренное лицо светловолосого ребёнка, склонившего голову к своему другу. От мысли, что ублюдок решил «расширить» зону своей деятельности, в спину впивались ледяные осколки страха. Тонкие и острые, словно иглы, они по одному вдираются в плоть, в позвонки, чтобы разорваться подобно смертоносной пуле внутри. До этого времени сукин сын обращал внимание только на усыновлённых, проживших некоторое время в семье детей. Он поменял одно из условий выбора жертв. А это случается очень редко. Что-то заставило его сделать это. Возможно, сам ребёнок...но это значит, Дарк прав. У него был доступ непосредственно к детдомовцам. И голос Натана в голове: «Священник? Доктор? Учитель?»
Человек, не просто обладавший доступом в приют, так как всё же вход в это учреждение был открытым. Но кто-то, кто получал определённую информацию о его маленьких жителях. Кто-то из воспитателей приюта? Директор? Кто ещё имел право и возможность беспрепятственно заводить знакомства с мальчиками и отслеживать их дальнейшую судьбу? И самый главный вопрос, касавшийся личности этого подонка...тот самый конец верёвки, ухватившись за который, мы могли бы распутать её окончательно.
- Почему именно усыновлённые дети? - вскинула голову, глядя на нахмуренные густые брови Люка, - Почему сироты? Что толкает этого психопата на их убийства? Детская травма или желание самоутвердиться за счёт самых слабых членов общества? За счёт тех, за кого некому дать отпор. Но тогда почему он выбирает только усыновлённых? Кого наказывает этими смертями? Себя? Самих детей или их приёмных родителей?
- Вполне возможно, что пропажа этого мальчика никак не связана с нашим делом. Сколько сирот пропадают регулярно в нашем штате? И кто тебе прислал это?
Люк потряс снимком в воздухе.
- Ты уверена, что можно доверять тому, кто это сделал?
- Более чем.