За зеркалами

Притянул её, странно замершую, какую-то заторможенную, к себе и, запустив ладонь в карман её пальто, достал бумажку. Перед тем, как опустить голову, чтобы увидеть, в чем причина ее напряжения, до боли всматриваться в её глаза, в которых страх дрожит. Отголоски его. Захотела спрятать, отвернувшись, не позволил, удержав за подбородок. Показалось, что с пылавших совсем недавно щёк схлынула вся краска, таким бледным стало её лицо. И я пока понятия не имею, что там, в моей руке, в которую вцепилась ледяными, несгибающимися пальцами, но мне уже хочется убивать. Хочется кромсать на кусочки того, кто заставил её испытать этот страх, как бы она его ни отрицала. А она будет.

Нет, я ошибся, не бумага. Кусок газеты со старой статьёй о маньяке, над заголовком которой печатными типографскими буквами было наклеено обращение. От этой мрази. Обращение к моей Еве.

«А теперь можешь кричать. Я приготовился слушать. Тебя».

И волной чистейшей, лютой злости страшная догадка, обрушившаяся на голову, ударившая прямо в грудную клетку, в которой замороженным куском льда застыло сердце. Остановилось, отказываясь сделать следующий толчок.

— Ты не удивлена.

Неспособный отвести взгляда, чтобы не пропустить даже тени эмоций…легчайшей, тончайшей тени. И она появляется, заглушённая тут же, прикушенная жемчужными зубами, скрываемая за густыми чёрными опахалами ресниц.

— С некоторых пор я перестала удивляться многим вещам.

— Кому предназначено это послание?

Считая про себя секунды. Не знаю зачем. Наверное, чтобы запомнить, на какой из них она мне солжет.

— Я не знаю.

На пятнадцатой.

— И поэтому ты прячешь её в кармане.

Пожала плечами, а мне кажется, что всё ещё не слышу стука её сердца. Словно оглох сам, а ответы её читаю по губам.

— Это вещественное доказательство. Конечно, я взяла его.

— Ты лжёшь.

— Нам нужно выяснить, от кого оно…и почему здесь валяется. И как долго…

— ТЫ ЛЖЁШЬ!

Встряхнул её за плечи, проорав прямо в лицо, на котором ни мускула не дрогнуло.

— Она не первая, да?

Молчит, а меня пронзает неожиданной догадкой. Сунул руку в другой карман её одежды, и не смог сдержать грязного проклятья, нащупав ещё один клочок бумаги.

— Отпусти.

Потому что впилась в моё запястье и медленно, на каком-то автомате качает головой из стороны в сторону.

Молча рванул на себя, разворачивая такую же газетную статью, только более истрёпанную, более раннюю…и словно на задворках сознания услышать чьё-то ожесточённое рычание, разорвавшееся в абсолютной тишине развалившегося сарая.

* * *

Я забыла, когда мне в последний раз было настолько страшно. Да и было ли вовсе вот так? Чтобы хотелось исчезнуть, испариться, но больше не увидеть, как заблестели какой-то жаждой крови его глаза. Жуткий блеск. Лютый взгляд. Голодный. Но я этот голод впервые вижу на его лице. Другой он. Пробирающий до костей, как и рычание, от которого невольно вздрогнула, услышав. Я и не знала, что люди умеют вот так. По-звериному. Так, наверное, волки рычат, почуяв врага за километры. Озлобленные, решительные, готовые разорвать на части любого, кто приблизится к их стае. И мне показалось, что и он пытается учуять того самого врага. Притянув меня к себе так резко, что невольно в грудь его уткнулась носом и с каким-то мимолётным облегчением вдохнула аромат его парфюма. Успокаивающие движения пальцев, зарывшихся в мои волосы, и мне хочется стоять вот так бесконечно, слушая лишь, как гулко и быстро бьётся его сердце под тёплой тканью удлинённого чёрного пальто, расстёгнутого на груди и обнажающего белую рубашку.

Странное чувство безопасности в его объятиях. Снова неправильное. Как и всё, что касается этого мужчины. Вызывающее диссонанс, от которого хочется руки спрятать в карманах пальто. Хотя бы ненадолго. И спрятаться. В нём? То самое противоречие. Всего несколько минут назад подозревать Натана в самом страшном, а сейчас позволять себе жадно впитывать его запах, захлёбываясь самим воздухом с мускусным привкусом его тела. Так, словно он тот самый спасительный глоток кислорода, без которого меня попросту скрутит напополам. Потому что Люк был прав. В очередной раз. Я наконец ощущаю себя участником игры. Игры, которая ведётся по чужим правилам, и единственное, что пока у меня получается, — это просто не проиграть, не потерпеть сокрушительное поражение там, где от меня пока ничего не зависит. И самое страшное — я на самом деле пока не понимаю, от кого зависит, и что должно последовать дальше. Чей ход. Его? Но тогда почему мне кажется, что я постоянно делаю шаги вперёд? Это ОН движется на недосягаемом расстоянии, или же я стою на месте с гнетущим ощущением безысходности, с ощущением, что мир вокруг закрутился, завертелся, и теперь каждый шаг вперёд может оказаться толчком назад?

И, возможно, обманчивое, возможно, фатальное в этой ситуации, но чувство абсолютной защищённости, когда он стискивает меня в своих руках, касаясь губами волос. Молчит, и только бешеный стук сердца отбивает бег времени в мёртвой тишине вокруг.