За живой и мертвой водой

— Ну что, Юрко, наложил в штаны? — подходя ближе, спросил Месяц и засмеялся, оглядываясь на своих подручных. Те тоже засмеялись, кроме следователя Белого, продолжавшего рассматривать записи в тетрадке.

Юрко окинул взглядом коменданта районной эсбе. К своему удивлению, он обнаружил, что этот рослый малый был всего лишь на три–четыре года старше его. На Месяце был новенький, с иголочки, френч из коричневого венгерского сукна, такого же цвета галифе, модные сапоги с твердыми блестящими голенищами и выглядел он, вернее старался выглядеть, отчаянным храбрецом, эдакой сильной личностью. Однако Юрко уже научился разбираться в людях, особенно тех, кто был ненамного старше его. Он безошибочно угадал в начальнике районной эсбе обыкновенного задаваку, одного из тех великовозрастных лоботрясов, которые по тупости своей и лености просиживали в одном и том же классе по два–три года. Обычно это были избалованные родителями кулацкие, поповские и учительские сынки. Такие дуралеи были грозой для слабосильных учеников, но они трусливо поджимали хвост, когда им давали достойный отпор. Юрко готов был поклясться, что, если бы ему пришлось столкнуться с Месяцем на равных, один на один, он бы задал этому долговязому щеголю такого жару, что тот бы бросился бежать без оглядки.

Месяц что–то понял или, возможно, решил, что брат Ясного возмущен грубым обращением с ним. Как бы то ни было, он не выдержал взгляда Юрка, отвел глаза в сторону и поспешно приказал:

— Развяжите ему руки.

Веревку не смогли развязать, разрезали ножом. Юрко мельком взглянул на вспухшие, посиневшие кисти, сердито завел руки за спину, начал растирать онемевшие пальцы об одежду.

Месяц покачал головой, сказал как бы оправдываясь:

— Не надо было бегать… Садись за стол. Будешь с нами вечерять.

— Мне надо умыться… — буркнул Юрко.

— Сводите его. Возьмите мое мыло.

На крыльце стоял часовой. У трех подвод распряженные лошади жевали сено. Один из возниц приподнял голову, сонно посмотрел на арестованного, которого сопровождало два конвоира, вздохнул и снова завалился спать. Юрка подвели к колодцу. Он сбросил с себя пиджак с оторванным рукавом, рубаху и мылся долго, не щадя душистого мыла. Напоследок окатил себя до пояса водой из ведра. От чужого полотенца брезгливо отказался, отряхнул воду руками и вытер лицо подолом рубахи.

Когда вернулись в дом, бандеровцы уже сидели за столом, но к еде не приступали. Юрка усадили на углу стола.

— Друже Белый… — поднялся Месяц. За ним, как по команде, вскочили на ноги остальные, наклонили головы.

Следователь выступил из–за стола и ровным, скучным голосом начал читать «Отче наш».

Конечно, это был всего лишь привычный с детства обряд, и те, кто повторял слова молитвы, не вдумывались в их смысл, но Юрку, хотя он и не верил в бога, показалось, что эти люди, только что мучившие и убивавшие других людей и собирающиеся есть то, что они награбили у своих жертв, совершают что–то неслыханное по своему бесстыдству, моля бога о хлебе насущном.

После молитвы бандеровцы шумно, жадно набросились на еду. Юрко был голоден и в то же время испытывал отвращение к пище. Все же он заставил себя съесть гусиную ножку и выпить кружку сладкого кофе — боялся, что может отощать, обессилеть. Украдкой он поглядывал на бандеровцев, стараясь рассмотреть и запомнить их лица. Как ни странно, это были лица обыкновенных людей, и никаких особенных, зловещих черт, которые бы свидетельствовали о жестокости, Юрко не находил. Каждый из этих людей в отдельности не мог бы вызвать страха в душе Юрка, но все вместе они внушали ему ужас. Больше всего ему не понравилось лицо Белого, следователя, — ничем не примечательное, постное, с блекло–серыми, окаймленными воспаленными красноватыми веками глазами за стеклами очков. Человека с таким лицом ничем не удивишь, не обрадуешь, не разжалобишь.

Неожиданно Юрко заметил стоявшую в углу маленькую динамо–машину с выведенной на кожухе белой масляной краской цифрой «23». Точно такая динамо–машина с таким же инвентарным номером стояла в физическом кабинете их школы в Братыне. Сейчас к ней были приделаны стертые до блеска металлические ручки и провода с толстыми медными наконечниками. Как попала школьная динамо–машина к бандеровцам, для чего они возили ее с собой, этого Юрко так и не сумел разгадать.

После окончания трапезы его отвели в камеру. На этот раз рук не вязали и даже принесли охапку свежего сена. Месяц предупредил: если будет что–либо замечено, свяжут и руки, и ноги. Но Юрко уже не помышлял о побеге. Он знал — встречи с братом не избежать и думал только о том, как ему отвести от себя все возможные обвинения. О Стефе ни слова. Петро, очевидно, даже не подозревает о ее существовании. То, что Тимкив видел его в Бялополье, не отрицать. Ружье в сохранности, в любую минуту может вернуть. Рутки… Да, он был там, ходил к товарищу. Дивчина? Тоже было… Встречался с какой–то дивчиной на улице, разговаривал с ней. Что, ему запрещено разговаривать с незнакомыми девчатами?