За живой и мертвой водой

Юрко кусал губы, скреб носком ботинка землю, вырывая траву с корнем. Петр долго смотрел на брата. В его глазах появилась надежда. Он снял с себя автомат, обнял Юрка за плечи, стал приглаживать рукой курчавый чуб брата. Затем вдруг прижал голову брата к груди и поцеловал.

— Юрко, нас родила одна мать, — сказал он, сдерживая слезы. — Мы одной родной крови. Ты мой брат. Мы — Карабаши. Неужели, Юрко, ни моя любовь, ни мои слова… Скажи…

Он закрыл лицо руками, и Юрко впервые увидел, как плачет старший брат.

Из глаз Юрка тоже покатились слезы. Он плакал, сам того не замечая, беззвучно, покусывая засунутый в рот большой палец. Он знал, что Петро его любит, как только может любить старший брат младшего. Он тоже любил Петра и с детских лет гордился им, восхищался его мужеством и непреклонностью. Затем восхищение сменилось тоской, жалостью. Но любовь оставалась. И вот теперь он понял, что Петро слеп, что старшим братом руководит жестокая слепая сила.

— Мы живем в трудное время, брат мой, когда не щадят ни чужой, ни своей крови, — не отнимая рук от лица, заговорил Петр. — Перед нами великая цель, и ради достижения ее мы не можем считаться с отдельными личностями, их переживаниями. Борьба требует жертв, многих жертв. Неужели я должен поднять на тебя руку?

Юрко слушал брата и смотрел на автомат. Автомат Петра лежал на земле, у его ног. Что ж… Пусть охранники, но не брат. Петро будет потом мучиться всю жизнь… Юрко пригнулся, подхватил левой рукой автомат и рванулся вперед. Он побежал к реке, к взгорку, с которого когда–то прыгал в воду.

Петр Карабаш сперва не понял, что произошло. Слезы еще стояли в его глазах, и перед его взором все искажалось, расплывалось. Затем он не поверил, что Юрко бежит от него. А когда все стало ясно, его лицо передернула мучительная судорога. Он вынул из–за пояса пистолет, прицелился и выстрелил.

В это мгновение Юрко был виден весь. Он выбежал на кромку берега, уступом подымающуюся над омутом. Когда прозвучал выстрел, он нелепо, как бы протестуя против чего–то, вскинул руку с автоматом, оглянулся. Петр выстрелил еще раз. И не успел — тело брата рухнуло, скрылось в кустах ивняка.

К Карабашу подбежали перепуганные охранники.

— Друже Ясный… Что случилось?

Представитель центрального провода глянул на них с ненавистью и отвернулся.

— Пойдите посмотрите. Он там. Убит или ранен… Осторожно! У него мой автомат.

Из дома высыпали встревоженные выстрелами бандеровцы. Увидев бегущих к реке охранников, они сразу же сообразили, что брат Ясного дал деру, и, развернувшись цепочкой, тоже побежали к реке.

Поиски продолжались добрый час. Юрко исчез, не оставив никаких следов. Река в этом месте делала крутой поворот, огибая выступ противоположного болотистого берега, заросшего камышом и ивняком. Охотников плыть на ту сторону не нашлось — если хлопцу удалось спастись, то он уже ушел в лес или сидит в ивняке с автоматом наготове. Эта мысль была у всех на уме, но ее никто не высказывал. Высказывали лишь предположение, что Юрко убит или был ранен и утонул. Когда на берегу обнаружили несколько капель крови, никто уже не сомневался в гибели отчаянного хлопца.

Петр выслушал рапорт коменданта районной СБ, испытующе посмотрел ему в глаза. Он знал, что мог промахнуться. Ему не нужны были ни чье–нибудь сочувствие, ни чье–либо оправдание. За все, что случилось, он отвечал только перед своей совестью.

Представитель центрального провода окинул взглядом всех, кто стоял перед ним, глаза его заблестели. Сказал твердо и страстно, точно произнося слова клятвы:

— Друзья! Запомните: с этого черного дня, с этого часа у меня только один брат — Степан. Юрка Карабаша нет. Есть враг Украины. Если он жив, поймать, допросить, как вы это умеете… Без сожаления! И выполнить приговор…

Петр Карабаш резко взмахнул рукой и, не сказав больше ни слова, зашагал к воротам усадьбы. Охранники молча, деловито тронулись за ним.

14. Кто главный враг?

— Я тебе, друже Карась, так скажу, как оно дальше будет — неизвестно, а пока, благодаренье богу, жить тут можно, — Корень крякнул, улегся поудобнее, раскинул руки.

— Конечно! — охотно согласился Тарас, подлаживаясь под тон своего нового знакомого. — Вот только старшина сильно гоняет…

— Ну, то трудно… То есть войско, а войску без этого нельзя.

Они только что вымыли и вычистили песком свои миски, и теперь лежали на бережке, подставив животы солнцу. Благодать… На обед была «кулеша» — жидкая каша с салом и забеленный молоком ячменный кофе. Сладкий, между прочим, кофе, хоть и горчит немного — как узнал Тарас, напиток этот готовился не на сахарине, а на отваре сахарной свеклы. Вполне сносные харчи.

Корень, не поднимая головы и даже не открывая глаз, нащупал пальцами пряжку брючного ремня, отпустил на две дырочки.