Заарин

ТЕПЛЫЙ РАЗГОВОР
Однажды шел и напевал
я песенку свою.
Из лужи важная Свинья
сказала мне: «хрю-хрю».

«Спасибо, — я сказал Свинье, —

я вас благодарю
за ваши теплые слова».
Она в ответ: «хрю-хрю».

Я поклонился и ушел,

но помню до сих пор
и эту милую Свинью,
и теплый разговор.

Друзья, я честно говорю,

я жизнь прожил не зря!
Свинья сказала мне: «хрю-хрю»,
а не «хре-хре» и не «хру-хру»,
и даже не «хря-хря»!

Стас рассмеялся.

— Слушай, классное стихотворение, но… — Он вдруг смолк.

— Что «но»? — поинтересовался Артем. — Договаривай!

— Детское оно какое-то.

— Знаешь, кого я считаю своим учителем в поэзии? — спросил Артем и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Даниила Хармса! У него стихи что, тоже детские?

— Ну, в какой-то мере. Мировосприятие ребенка…

— И потом, ты же веселое просил, я и прочел такое. А другие стихи у меня грустные.

— Понял! — захохотал Стас. — О неразделенной любви к Джине Луневой!

— Придурок!

— Сам придурок! Мне, кстати, она тоже нравится.

— А ты ей?

— Вот уедешь ты, Артем, через год в Москву учиться, тогда и увидим, нравлюсь я Джине или нет. Я-то в Иркутске остаюсь…

Возмущенный юноша ничего сказать на это не успел, потому что заиграла мелодия его мобильника, и он ответил сводному брату, который начал разговор сразу с псевдопожара и похищения на усадьбе Шамбуева.

— Юра, ты предлагаешь нам со Стасом не верить своим глазам, потому что все, что мы увидим, может оказаться мороком? — спросил сбитый с толку Артем. — Чему тогда верить?

— Погоди, я передам трубку Степану Юрьевичу, — сказал старший брат. — Я и сам ни черта не понимаю.

Вскоре с парнем говорил уже «аномальщик».

— Артем, скорее всего, у вас тоже случится мнимый пожар, — порадовал он.

— Почему вы так считаете?

— В Новоленино все прошло без сучка и задоринки, так зачем изобретать велосипед? Думаю, новоленинский сценарий повторится полностью.

— Как отличить настоящий пожар от мнимого? — спросил Артем, но тут же сам и предположил: — Наверно, мнимый не обжигает. Как в Хандабае, помните? Пламя было холодным.

— В Хандабае реализовалось проклятие конкретного места, ничто живое и не должно было пострадать, — пояснил Есько. — Здесь все по-другому. Несуществующий огонь будет жечь точно так же, как настоящий. В каком-то смысле он и есть настоящий, если верить в него.

— А погасить его можно? Скажем, водой, песком или из огнетушителя?

— Вряд ли.

— Тогда что нам делать?

— Не верить глазам своим! — торжественно объявил Есько.

Но продекларировать несложно, а вот выполнить…

— Не понимаю, — после паузы сказал растерянный Артем. — Как мы сможем защитить кого-то, если и сами не ориентируемся в ситуации?

«Аномальщик» ответил тоже после паузы, но голосу его уверенности явно недоставало.

— Попробуйте отыскать в себе или во внешнем мире, все равно где, нечто сверхреальное, и с его высоты сделается различимо, морок перед тобой или нет.

— В каком смысле «сверхреальное»? — уточнил Артем.

— Вечное, незыблемое, то, что было, есть и пребудет во веки веков.

Артему захотелось сказать «аминь», но он сдержался и в это же самое мгновений понял, как им со Стасом следует поступить.

— Степан Юрьевич, вы сказали, что камеры слежения не фиксировали новоленинский пожар. Значит, видеокамера будет нашими глазами!

— Не знаю. Вы вполне можете увидеть псевдопожар и на камере, и на экране монитора. Воздействие пойдет на ваш мозг, вот где проблема. Защищать надобно голову, а потому все-таки надежней — вечное и незыблемое и ныне, и присно, и во веки веков…

Артему снова захотелось сказать «аминь», но он снова сдержался. Впрочем, он все равно произнес это слово, когда, попрощавшись с Есько, пересказал разговор Стасу.

— Ну и как нам понимать эти «во веки веков»? — выслушав друга, спросил Стас, но тут же, расхохотавшись, выпалил: — Я знаю, что нам делать!

— Что?

— Молиться! Что еще незыблемого и вечного есть в этом переменчивом, лживом мире? Только Бог!

— Ты верующий? — спросил Артем.

Он был удивлен. Впрочем, все эти декларации на деле могли оказаться неуместной бравадой, хохмой, что, кстати, вполне в стиле его друга.

Но прошла минута, а Стас не отвечал.

— Так верующий ты или нет? Чего молчишь?

Стас заговорил:

— Помнишь у Достоевского в «Братьях Карамазовых»: «Если Бога нет, все можно…»

Говорил он негромко, без характерного для него ерничества. Жаль, Артем в темноте не мог видеть его лица, впрочем, он представлял, каково оно. Серьезного Стаса он видел. Нечасто, но видел.

— Так вот, я уверен, что Бог есть и можно не все, — продолжал Стас. — В отсутствие Всевышнего вся наша жизнь, да и вообще существование Земли и Вселенной теряет смысл. Их больше некому было создать.

— Тебя не устраивает теория Большого Взрыва? — поинтересовался Артем.