Забайкальцы. Книга 2

Черный как жук, горбоносый Гантимуров приподнял голову, громко зевнул, спросил:

— Холодно на дворе-то?

— Кому холодно, а кому и жарко. Вставайте, говорят вам! Новостей полно, переворот в дивизии устроили ночесь!

— Какой переворот?

— Чего мелешь?

— В самом деле, офицеров арестовали всех почти что!

— За этим и вызывали нас.

И тут все пятеро, перебивая друг друга, стали рассказывать о событиях минувшей ночи.

Казаки мгновенно повскакали со своих мест и, кто накинув на себя шинель, кто полушубок, а кто и так, в одном белье, окружили сослуживцев, расспрашивали:

— Шемелина нашего тоже забрали?

— Забрали.

— И генерала?

— Тепленького взяли, в постели!

— Ну, а прапоров наших? Богомягкова, к примеру?

— Что ты, голова садовая! Они сами арестовывать ходили, даже заглавными были у нас.

— Собрали мы их всех около станции, человек чуть не под сотню наарестовали, построили по четыре в ряд и под конвоем в трибунал.

— А как обошлось-то, по-мирному, без жертвов?

— Было всякое, кое-кого и на тот свет спровадили, без пересадки.

— Делов наворошили вы…

— А вопче-то правильно, на то она и революция.

— Как же теперь без комадиров-то? Вить это все одно что стадо без пастуха.

— Выбирать будем сами, соберемся всем скопом и кого облюбуем, того и произведем в полковники, даже и в генералы, ежели надо будет.

— Дела-а-а.

— Чудеса в решете!

Богатый событиями был этот день в Гомеле. С самого утра, едва казаки управились с уборкой, водопоем лошадей и завтраком, как трубачи заиграли сбор.

— Собрание; наверное, командира выбирать, — высказал свою догадку Вершинин.

В ту же минуту в дверь вагона просунул усатую голову посыльный:

— На митинок, живо!

— А где он будет?

— На площади за станцией, идти при шашках, без винтовок.

— Насчет чего митинг-то?

Но посыльный уже стучал в дверь следующего вагона. Казаки по привычке быстро оделись. Каюков, как старший по вагону, приказал Молокову:

— Ты, Митрий, оставайся в вагоне дневальным, всем-то нельзя уходить, винтовки тут, манатки.

— Скажи на милость, — обиженно протянул уже одевшийся Молоков, — окромя меня, уж и некому?

— Ничего-ничего, я тебе за это наряд засчитаю. А што там будет— придем расскажем.

— И вечно мне, как пасынку. Арестовывать — так Митька иди, а как што-нибудь антересное — дневалить оставайся.

Каюков, не слушая воркотни Молокова, широко раздвинул дверь, скомандовал: «Пошли!» — и первым выпрыгнул из вагона. Казаки как горох из мешка сыпанули следом, вагон опустел.

Держалась еще у казаков дисциплина. Очень хотелось пойти Молокову на митинг, понравились ему слова вчерашнего оратора, но служба, ничего не поделаешь. Приказал взводный урядник — надо исполнять! А любопытство так и распирало Молокова. Сняв с себя шашку и шинель, полез он на верхние нары, надеясь увидеть в люк, что там будет происходить.

В промежутке между двумя вагонами Молоков увидел угол станционного здания, а за ним площадь, густо запруженную казаками. Посреди площади, в серо-желтом месиве казаков, какое-то возвышение, обтянутое красным, и с красным же флагом на пике. Ветерок колышет алое полотнище с белыми на нем буквами, на возвышении этом тоже люди стоят, штатские и казаки, среди которых узнал Молоков Балябина и Богомягкова. Один из штатских что-то говорил, жестикулировал руками.

Досадуя, что отсюда и видно плохо и ничего не слышишь, Молоков матюгнулся и, спрыгнув на пол, вытянул из-под нар старенькую метлу, принялся за уборку.

Казаки пришли с митинга около полудня. С приходом их сразу ожил вагон, наполнился шумом, людским говором. Все охотно делились с Молоковым новостями.

— Командиром дивизии Балябина избрали, Фрола, — спешил поведать Молокову один.

— Помощником ему Янкова, — вторил другой.

Третий говорил о Богомягкове.

— Да говорите хоть по одному, — взмолился Молоков, — затараторили, как бабы у колодца, и ни черта не поймешь. Значит, Балябина командиром дивизии избрали, понятно. Помощником ему вахмистра Янкова. Видал его ночесь, боевой, должно быть, казачина. Ну а Бо-гомягков-то кем теперь будет?

— Военным комиссаром дивизии, понял? Это, браток, то ж самое, что и командир, даже и похлеще.

— Ишо кого куда избрали?

— Киргизова начальником штаба дивизии.

— А командиром полка нашего кто будет?

— Прапорщик шестой сотни Лука Новиков.

— Тоже знаю его. А командиры сотен?

— Этих будем избирать сегодня же на сотенских собраниях.

Вдоволь наговорившись, вспомнили казаки и о деле: одни отправились к лошадям, — время подошло поить их, задавать корм; другие с котелками в руках — на кухню за обедом. Егор, отдав свой котелок Вершинину, продолжал рассказывать Молокову:

— После митинга принялись качать новых командиров, а заодно и рабочих, какие на митинге были и красное знамя нам подарили. А потом как зачали погоны срывать, смехота! Всю площадь усеяли погонами, как листопад осенью.

В тот же день еще раз побывали казаки на собраниях, где были избраны сотенные и взводные командиры. В четвертой сотне командиром выбрали боевого казака Корнила Козлова. Против его кандидатуры не выступил ни один из казаков, и все дружно подняли за него руки, а после собрания шутили: