Забайкальцы. Книга 2

— Прямо-таки как в некотором царстве, в некотором государстве…

— А ты што думал…

В это время в гостиной появился хозяин: высокого роста, начинающий лысеть брюнет лет сорока пяти. Быстро окинув казаков взглядом, он приветствовал их легким поклоном головы и, назвав себя, спросил;

— Чем могу служить?

Янков взял из рук Попова тетрадь со списками обложенных контрибуцией, полистав ее, нашел.

— Кирюхин Сергей Маркович, контрибуции с вас нет, та-ак. Где служили?

— В городской управе, столоначальником по гражданской части.

— А почему теперь не на службе?

Хозяин, приподняв плечи, недоуменно развел руками:

— Гм… не служу… во-первых, потому, что городская управа перестала существовать, и я, так сказать, поневоле остался не у дел. А во-вторых, мне, в числе других чиновников, предоставили… э-э-э… за выслугу лет отпуск.

— Сколько получал жалованья?

— Жалованья? — поморщившись, переспросил хозяин. — Гм… получал сорок пять рублей.

— И за полгода вперед получил, да ишо и за месяц наградных? Ну-ка, Попов, подсчитай: по сорок пять рублей, сколько будет за полгода? — двести семьдесят. Так вот, гражданин Кирюхин, двести семьдесят целковых золотом гони обратно, сейчас же! Попов, пиши ему квитанцию.

Брови столоначальника полезли на лоб, испуг и удивление отобразились в глазах.

— Позвольте, — начал он и, приосмелев, багровея лицом, заговорил громче — Как же так, по… по какому праву?

— А вот по какому! — Янков сунул руку в карман бекеши, извлек оттуда отпечатанную на машинке бумажку, сунул ее Кирюхину — Читай!

Тот с дрожью в руках, хмуря брови, пробежал бумажку глазами и, досадливо крякнув, вернул ее Янкову. Он еще раз обвел казаков колючим, злобным взглядом, холеное бритое лицо его покрылось вишневым румянцем. Но, понимая, что сопротивление тут бесполезно, повернулся спиною к Янкову и в сопровождении Перцева вышел в соседнюю комнату.

Вскоре оба вернулись обратно, и столоначальник высыпал на стол восемнадцать золотых империалов царского чекана. Попов пересчитал деньги, положил их в сумку, выписал квитанцию, а Янков, улыбаясь, подмигнул хозяину:

— Давно бы так, а то што да почему. — И уже совсем миролюбиво, даже ласково утешил его: — Не горюй, хозяин, мы ить не одного тебя растребушим, а всех ваших переберем. Да и жалеть-то тебе тут нечего, деньги эти не твои, а народные, и незачем было зариться на них.

Кирюхин не отвечал; меняясь в лице, то бледнея, то краснея, он сел на диван и, нервно похрустывая пальцами, глядел куда-то в сторону.

— А мой тебе совет, — не унимался Янков, — не серчать на советскую власть, а служить ей верой и правдой…

— Пойдем, Михайло Иванович, — торопил его Перцев.

До самого вечера ходил по Чите Янков с комиссией и с казаками, многих в этот день «обрадовал» он своим визитом. Бледнели, сердито крякали и охали именитые купцы. Злобой наливались холеные лица коммерсантов и крупных чиновников, когда приходилось им раскошеливаться, выкладывать на стол так легко приобретенные золотые пятерки, пятнадцатирублевые империалы и толстые хрустящие пачки керенок.

Глядя на такое богатство, казаки переглядывались между собой, перешептывались:

— Деньжищ-то у одного человека какая уйма!

— Не по-нашему!

— Сколько быков продать надо бы, чтобы заиметь столько!

— Хоть бы с нами поделились!

— Разевай рот шире!

Попов и Перцев несколько раз уносили в банк крупные суммы денег, чеки на перечисление с одного текущего счета на другой. Двоих, не согласившихся уплатить контрибуцию, арестовали, отправили под конвоем к военному коменданту, а в домах их произвели тщательный обыск.

К вечеру было собрано более миллиона керенками и романовскими ассигнациями контрибуции и восемьдесят пять тысяч золотом незаконно полученного чиновниками жалованья. И все это полностью было сдано в банк.

— Хорошо поработали, — ликовал Янков, — ишо денек-два, и вышибем всю контрибуцию с буржуев и золото, какое эти хапуги растащили. Будут у власти нашей, советской, денежки, буду-ут, не будь я Мишка, Ванькин сын!

Глава III

На другой день кроме казаков, присланных по наряду из 2-го Читинского полка, Янков взял с собой пятерых своих, и среди них любимого ординарца Спирьку Былкова. Рябой, губастый, с зелеными глазами, Спирька считался в 1-м Верхнеудинском полку последним человеком. За мародерство, пьянство и другие художества Спирька был самым частым гостем на гауптвахте. Его посельщики рассказывали, что у себя в станице Спирьку дважды пороли старики розгами на сходке за пьяные дебоши и кражи и однажды водили его по селу с украденным хомутом на шее. Янкову Спирька понравился тем, что умел он угождать начальству и в любое время раздобыть для него и выпивки и закуски. За это Янков и приблизил к себе Спирьку, сделав его своим ординарцем.