Забайкальцы. Книга 4.

И тут произошло то, чего никто не ожидал: Михей, не выпуская правой руки пришельца, крикнул: «Загурский!», а левой ухватил его за бороду. Загурский прянул в сторону, вырвался, оставив в руке Михея половину приклеенной бороды, выхватил из-за пазухи наган. Конец был бы тут Михею, не подоспей вовремя Вишняков, успевший толкнуть Загурского под локоть. Пуля ударила в потолок. Наган у него Вишнякову удалось вырвать, и тут началась свалка: писаря, адъютанты, разведчики — все кинулись на диверсанта, сшибая столы, стулья, мешая друг другу, и этим воспользовался Загурский. Яростно отбиваясь руками и ногами, он пятился к двери и, улучив момент, головой под дых сшиб с ног Карецкого и выскочил в коридор. Все кинулись за ним: в дверях образовалась пробка. Уже в ограде настиг диверсанта Вишняков, ухватил его за воротник шинели, тот, отбиваясь, обернулся, оба, сцепившись, упали наземь. Загурскому еще раз удалось вывернуться, вскочить на ноги. Но он тут же и рухнул замертво, пуля Аникьева угодила ему прямо в лоб. Убитого тщательно обыскали и, кроме документов, предъявленных им Фадееву, нашли двадцать золотых пятирублевиков царского чекана, зашитых в подкладку шинели, и офицерский билет на имя есаула Загурского.

— Что же вы наделали! — досадовал Фадеев. — Надо бы живьем взять, мы бы могли дознаться чего-либо важное для нас.

— Дознаешься у такого, как же! — возразил Аникьев. — Эта стервуга из тех, которых на куски режь — ничего не скажут. Товарищам нашим спасибо сказать надо, что помогли разоблачить этого гада, а то бы он тут натворил делов.

ГЛАВА IX

Помощник командира 2-го кавполка Аксенов со взводом своих партизан вернулся в Богдать из дальнего разъезда, когда время перевалило за полночь. В селе, озаренном лунным светом, тишина: спят сельчане и постояльцы их, красные партизаны; в оградах дремлют привязанные к изгородям расседланные кони. Лишь дозоры на окраинах села да патрули в улицах бодрствуют, чутко прислушиваясь к ночным шорохам.

Аксенов разрешил своим конникам разъехаться по квартирам, сам поехал к штабу.

— Стой! — раздалось из затененной стороны штабного дома. — Пропуск?

— «Затвор», — ответил Аксенов, по голосу узнав знакомого партизана. — Молоков, ты?

— A-а, Иван Иванович, здравствуй. С табаком?

— А ты с губой? До чего же ты охоч на чужбинку!

— Да вить простота, Иван Иваныч, хуже воровства! — Закинув винтовку за левое плечо, Молоков подошел ближе. — Закурил вечерось при батарейцах, а они только что с позиции вернулись, бестабашные, и накинулись на дармовщину-то, как воронье на падлу, пошел мой кисет по кругу! Вот как оно получилось, людей удоволил, а сам теперь бедствую без курева. Э-э, братуха, у тебя табаку-то коту на одну понюшку. Ну да ничего-о, ты там разживешься, у писарей, а мне с поста уходить служба не дозволяет.

— Ладно уж, пользуйся моей добротой. А я, пожалуй, и ночевать останусь в штабе. За конем присмотришь?

— Могу. Разнуздаю его, подпруги ослаблю, а как охолонет — соломки принесу с телеги, с-под мертвяка.

— Какого мертвяка?

— Кокнули тут одного давеча, шпиён оказался. В телеге лежит, поди глянь, может, признаешь?

— Нужда припала смотреть на мертвяков. Лучше пойду сосну.

— Валяй.

В штабном коридоре не спал лишь один часовой с винтовкой меж колен. Ординарцы, разведчики и караульные, что сменились с поста, спали вповалку на полу; один из них густо храпел, упершись головой в стену, рядом с ним высвистывал носом другой. В штабной комнате, куда прошел Аксенов, писаря только что закончили работу и тоже укладывались спать на голые скамьи, на столы, сунув под голову у кого что нашлось. Фадеев сидел на столе, — разувшись, он обернул сапоги гимнастеркой, смастерив из них подобие подушки, Аксенов, поздоровавшись, спросил:

— Павел Николаевич здесь?

— Нету. — Фадеев почесал голую волосатую грудь, зевнул. — У себя он, на квартире. А что?

— Из глубокой разведки я только что. Велено доложить ему сразу же, как вернемся.

— Что-нибудь важное, срочное?

— Оно, может быть, и не шибко срочно, а важные сведения-то.

— Тогда ложись да спи. Он, поди, только что прилег, надо же и совесть знать. Да и до утра уж недалеко, спи, ложись.

— Придется. Мы ночесь в такую передрягу попали, что не до сна было. Днем уж, когда обратно ехали, вздремнули на кормежке коней, только и всего.

— Завтра расскажешь, хватит.

Иван Иванович поискал глазами по комнате, свободных скамей и столов уже не было, поэтому шинель свою он постелил на пол, а под голову положил патронташ, накрытый папахой.

Мало удалось поспать в эту ночь работникам штаба. Еще не светало, а Фадеев уже будил разоспавшихся писарей:

— Вставайте живее, вставайте, ну-у! Эка, паря, спать-то вы какие здоровяки. Вставайте!

Нехотя, зевая и потягиваясь, поднимались писаря, а за ними и другие ночевщики.

— Чего тебе не спится? Поднял в эдакую рань! — уже сидя на постели, ворчал Аксенов, кулаком протирая глаза. — Сон досмотреть не дал, на самом интересном месте разбудил.

— Потом досмотришь, умойся холодной водичкой.