Забайкальцы. Книга 4.

— С нашей силенкой против эдакой громадины… с ума сойти!

— Погубим людей своих, и больше ничего.

— Да-а, положеньице хуже губернаторского.

— Товарищи! — вновь заговорил Журавлев на удивление спокойным, уверенным тоном. — Не так уж страшно, как вам показалось. Мы, прежде чем прийти к такому решению, кое-что сделали, чтобы обмануть противника, ввести его в заблуждение, и крупные силы белых направить по ложному пути. Посмотрите, что получается…

Журавлев встал и, подойдя к карте, начал объяснять недавнее маневрирование своих полков, которое многим партизанам казалось ненужным, напрасным передвижением частей с одного места на другое.

— Вот здесь, — тонко заостренной палочкой Журавлев указал на извилистую ниточку железнодорожной линии на карте, — по ту сторону Шилки, действуют наши конники: Седьмой полк Погодаева, Восьмой полк Иуртова и три небольших отряда партизан из местных жителей. Задача их такая: не вступая с белыми в бой, чтобы не выказывать своей численности, создать видимость скопления в этом районе наших сил с целью захвата железной дороги от станции Укурей и далее — Могоча, Амазар. Этот маневр наш оказался удачным, белые, опасаясь быть отрезанными от Дальнего Востока, кинули на «угрожаемый участок» крупные силы — Тридцать первый Нерчинский пехотный полк, роту японцев и два казачьих полка. Кроме того, им пришлось усилить и Сретенский гарнизон, где находился Тридцатый Сибирский пехотный полк, послав туда еще железнодорожный батальон и казачий полк. А мы оставили там один Седьмой полк и местных партизан, а Восьмой полк в ночь переплыл на конях Шилку, чтобы такие же маневры развернуть вдоль Сретенского тракта, в районе Куренга, Унда, Газимур. Туда же направили еще пять наших полков, в Богдати оставалась одна пехота. Вы, конечно, помните, как происходило это маневрирование?

По залу зашебаршил оживленный говорок, командиры, припоминая, как они вели свои полки и эскадроны раза по два по одному и тому же месту, зашушукались, улыбаясь; громче всех заговорил Егор, обращаясь к Чугуевскому:

— Наш полк до трех раз такое выкидывал! Смехота, днем идем в одну сторону, а ночью тайгой обратно. И опять через те же села, с песнями.

— Да и не одни вы, и мы то же самое!

— Тише-е!

— И здесь, — выждав тишину, продолжал Журавлев, все так же стоя вполоборота к карте, — белые клюнули на нашу удочку. К тому же мы распространили слух, что к нам подошла помощь с востока и вместе с нами на Газимуре действуют полки амурских партизан. Поэтому белые и туда кинули крупные силы: две роты японцев, Второй Маньчжурский пехотный полк, два полка кавалерии, две казачьих батареи и дружину Красноярской станицы. Но пока они доберутся до места предполагаемых боев да разберутся в обстановке, пройдет немало дней, а нам этого и надо! Мы, как только белые двинулись в поход, оставили там один Восьмой полк и три эскадрона Шестого полка, остальные в спешном порядке отозвали в Богдать, чтобы здесь дать врагу отпор. Почему мы пришли к такому решению? Потому что белые и тут допустили ошибку: не ожидая подхода своих частей со Сретенского тракта, они торопятся расправиться с нами до зимы. Главная их опора — японцы, а они не вояки в сибирские морозы.

— Это верно, — мотнул чубатой головой Макар Якимов. — А сколько же семеновцев идет все-таки супротив нас?

— Соотношение наших сил пока что далеко не в нашу пользу. По нашим данным, белые двинули против нас 1-й Маньчжурский пехотный полк, две или три роты японцев, «дикую дивизию» барона Унгерна, четыре казачьих полка и три батареи.

— Ого-о! Это против наших-то четырех полков!

— А два эскадрона Шестого полка не считаешь? Да еще и две роты пехоты, да Епифанцев привел отряд человек в триста!

— Все одно, далеко не ровня мы с ними! У них тысяч двадцать наберется, а у нас и пяти не будет.

— Я против этого! — поднявшись со скамьи, воскликнул командир Второго полка Федоров, смуглый от загара, похожий на черкеса. — Против! — повторил он, сверля Журавлева негодующим взглядом. — Вы что, опупели? Толкаете нас на явную погибель! Шутейное дело — дать белым бой! Ведь это все равно как, бывало, в драке — четверо с кольями нападут на одного, а у того и палки в руках нету. Что ему делать? Ясное дело, давай бог ноги, иначе тут ему и конец! А теперь вот и мы в таком же положении! Ведь это мало того, что белых супротив нас почти впятеро больше, у них и оружие-то не наше горе, и пулеметов и пушек полно, даже бомбометы есть, а у нас что? Три паршивеньких горнушки, салютовать из них в пасхальную ночь, только на это они и годны!

— Ну уж это ты брось! — вскипел, задетый за живое, командир батареи Деомид Матафонов, бывший вахмистр, кареглазый здоровяк, с такими же, как у Фадеева, лихо подкрученными кончиками усов. — От этих горнушек ежели до дела дойдет, волком взвоют беляки, только бы снарядов к ним в достатке.

— То-то и оно!

— Горохом зарядить в случае нехватки! — рассмешил собрание Аксенов. Только из сидящих в президиуме никто не засмеялся.

Плясов, призывая к порядку, постучал по столу карандашом, спросил:

— Что же ты предлагаешь, товарищ Федоров?