Забавные повадки людей

С просветительской деятельностью покончили и с чистой совестью перешли к деятельности агитационной, так что оставшиеся полчаса Нель расписывала дивный новый мир, не жалея красок, а потом грустно сообщила аудитории, что все эти грандиозные замыслы вряд ли увидят свет в ближайшее время. Студенты прониклись бедственным положением несчастных генетиков, сочувствовали, задавали вполне разумные вопросы, и Нель, глянув на часы, решила, что всё, отстрелялась. Но тут-то и начались сюрпризы. Потому что Комитет, конечно же, не мог пропустить такое грандиозное мероприятие, глупо было даже надеяться на такое чудо. И Олег, конечно же, сам приехал, никому не доверил, господи, понять бы еще, что ему нужно. Они вполне вежливо поздоровались и даже пошли вместе обедать. Нель, не выдержав, спросила: Олег, что тебе нужно, у меня паранойя, не иначе, но мне кажется, что ты меня преследуешь. Он вроде даже смутился, покраснел и что-то такое начал говорить, что почему бы ему не преследовать такую очаровательную девушку, но не успел вовремя отвести взгляд и замолчал на полуслове. А через минуту продолжил, другим голосом, и даже с лицом что-то произошло, заострилось, что ли? И глаза пожелтели, и вроде даже запах изменился — ну точно, оборотень! Сейчас шерстью покроется и на луну завоет. Но нет, на луну выть не стал, а сказал тихо и четко, что при всем уважении, восхищении и симпатии дело, которым Нель по трагическому совпадению занимается, он считает вредным и опасным. Ну вот представь, если ты увидишь, что подростки с энтузиазмом тычут железным прутиком в сложнейший аппарат, не имея ни малейшего представления, как именно он работает, неужели ты их не остановишь? Или будешь стоять рядом и размышлять, рванет или не рванет? А может, они так удачно прутиком ткнут, что аппарат заработает намного лучше? Так что ничего личного, дорогая подруга моей бывшей возлюбленной, ничего личного.

И всё, больше не разговаривали, просто молча доели обед, хотя Нель внезапно затошнило, в груди похолодело и отчаянно заломило висок. Наверное, еще и побледнела, потому что Олег, скользнув по ее лицу взглядом, кашлянул негромко и спросил: всё в порядке? Может, в аптеку сбегать? Хорошо бы, конечно, в аптеку, но взыграла дурацкая гордость, мол, старая гвардия не сдается, так что Нель бодро мотнула головой и мужественно доела. А после сладкого чая с мятой все прошло, и на предложение погулять по городу Нель неожиданно для себя ответила согласием. Гуляли они до ночи, старательно изображая добрых друзей. Тщательно убирали из речи любой намек на враждебность, на двусмысленную шутку, на неясность — одним словом, сразу видно давних врагов. Уже подходили к гостинице, когда Олег вдруг коснулся ее руки и спросил: Нель, ну почему клонирование? Ты же совсем другим занималась после института, я видел «сиви», очень хорошей темой занималась и вдруг все бросила на середине. Ты не похожа на человека, который бросает на середине. Что произошло? Нель потерла висок — вот ведь паскудство, думала, что прошел, только мигрени сегодня не хватало, — вежливо улыбнулась краешком губ, пожелала Олегу спокойной ночи и ушла, а он остался смотреть ей вслед. Получилось эффектно, прямо как в мексиканском сериале, но смеяться не хотелось, а хотелось как-то добраться до номера и не рассыпаться на мелкие кусочки. Ну надо же, пять лет держалась, и тут на́ тебе.

* * *

...Да что ж это такое, Нелечка, вот скажи мне, ну что за напасть? О чем ни начнешь писать, всё одно выходит о любви, хоть ты тресни. Стоит только начать, только первые буковки сложить в слове «вечность» — и лед вроде бы качественный, и сердце переполнено отрешенностью и морозной свежестью, ан нет, отвлечешься на одну малюсенькую минуточку, и буковки тут же расползаются. Как бы случайно, как бы рассеяно, как бы ничего такого не замышляя, а глядишь — никакой вечности, одна сплошная любовь. Бренная и суетная. Или вот, скажем, рвется сердце от одиночества, трепыхается в открытом космосе, набухает от ужаса, ну, думаешь, наконец-то. Экзистенция чистая, дистиллированная, лунным светом промытая, висит себе, звезды отражает. А тронешь пальцем, да что пальцем — взглядом неосторожным тронешь, и нет в помине никакой чистой экзистенции, а вместо хрустального звона — мерзкое хихиканье купидончиков. Срам, да и только. Люди добрые, просто боязно умирать: ну как начнешь, а там и смерти никакой нет, и вместо долгожданного реквиема — Мендельсон с Шопеном, попеременно. Ни сна, ни отдыха, ни света, ни покоя, только эти вот бесконечные бабочки в животе трепещут или гусеницы копошатся, это уж от сезона зависит. В окно глянешь, а там весна; техническое пособие откроешь — а там стихи. Что делать? Куда податься? Не знаю...

* * *