Ее голос не звучал осуждающе или раздраженно. И она не пыталась его учить. Она просто изумлялась вслух, как это не раз делала прежде. И от этого разбуженного чувства ему сделалось и хорошо, и плохо.
Он же обещал себе! Он поклялся!
– Почему провальный? Нормальный проект. Полезный, – не возразил он, высказал свое мнение.
Так тоже бывало раньше. Он не спорил с ней. А она, выслушав, либо разделяла его мнение, либо нет.
Так было. И никогда уже не будет больше.
– Кому полезный? – В ее голосе зазвучал интерес.
– Людям. Пожилым людям. Одиноким, никому не нужным.
Она сразу все поняла. С ходу, с лету. И проговорила:
– Тебе еще далеко до одинокой старости, Карелин. И не вздумай возразить. Не вздумай сказать: а при чем тут я! Мы же неплохо друг друга знаем, – с легким милым смешком напомнила Лиза. И тут же поправилась: – Знали.
Он молчал. Получасовое ничегонеделание, устроенное им себе в подарок, вдруг перестало быть приятным. Так остро захотелось увидеть ее, что он, не сдержавшись, обронил:
– Приезжай. Все сама увидишь.
– А вот возьму и приеду.
И снова зазвучал ее милый смех, от которого у него прежде по всему телу гоняли мурашки.
– Приезжай. – Он скороговоркой назвал адрес и отключился.
Чтобы она не передумала. Чтобы не заныла, что это жуткая глушь и добираться ей туда полтора часа сначала по пробкам, потом по бездорожью. Отключился и ждал потом ее весь день. И вздрагивал от шума мотора каждой машины, проезжающей мимо по дороге.
Лиза не приехала.
Не то чтобы он сильно расстроился, нет. Так, тоска какая-то забытая надавила на грудь. Даже дышалось так себе. И вечером к своему подъезду подходил с явной неохотой. Хотя устал, и хотелось в душ и в койку поскорее. Он вошел в лифт, задев за двери большим пакетом с контейнерами. Ему в их столовой каждый вечер ужин собирали. Как он ни отказывался, повара настаивали.
– Нечего полуфабрикаты кушать, Дмитрий Иванович, – галдели они наперебой. – Вы нам нужны здоровым, энергичным молодым руководителем…
Он почти все съедал дома, что странно. Мыл контейнеры, отвозил обратно. Обедал со всеми в общей столовой. Никакого отдельного кабинета или стола. Никакого особого меню.
Двери лифта поползли навстречу друг другу, но не успели закрыться. Помешала женская рука в бежевой кожаной перчатке.
Лиза!
– Привет поближе, – улыбнулась она, заходя в лифт. – Извини, не смогла приехать. Дела. Дочка.
Он кивнул, что понял. И смотрел, смотрел, смотрел на нее не моргая.
Господи, она все такая же – красивая, родная. Даже пахнет от нее теми же духами. Они их выбирали вместе десять лет назад. И она их при нем не поменяла ни разу, сочла, что это ее аромат. Волосы длинные, блестящие, почти слились по цвету с белоснежной шубкой, достающей ей до колен. Глаза, губы… Все такое его, все такое незабытое.
Сколько он упражнялся, пытаясь ее забыть, начать ее ненавидеть? Там выходило. Даже передергивало, помнится, от воспоминаний ее грехов. Сейчас, стоило ей оказаться рядом, вся его психологическая гимнастика летела ко всем чертям.
– Прекрасно выглядишь, – хрипло произнес он в ответ на ее пристальный взгляд.
– Ты тоже, – серьезно отреагировала она. – Думала, превратишься в…
– Зэка? С грязными ногтями и черными зубами? – Он широко улыбнулся. – Я не пил чифирь, занимался спортом, зубы сохранились.
– Одет ты только. – Она недовольно поморщилась. – Все старое на тебе. Я это покупала много лет назад.
С языка просилось: «Тебя теперь нет. Покупать некому». Сдержался. Промолчал.
– А так ты по-прежнему красавчик, Карелин. По-прежнему тревожишь женские сердца. Слышала, участковая по тебе сохнет. Ночей не спит, – произнесла Лиза с загадочной улыбкой и шагнула из остановившегося лифта. Бросила, не оборачиваясь: – Я открою. У меня ключи остались.
– Я поменял замки, – произнес Дима, наблюдая за ее походкой.
– Да? Почему? Не доверяешь нам с Окуневым? Зря. Мы не желали тебе зла, – равнодушной скороговоркой произнесла его бывшая жена, не оборачиваясь.
Он лишь вздохнул, отпирая дверь и впуская ее в квартиру.
Лиза быстро пробежалась по комнатам, без конца восклицая, что все осталось как прежде, ничего не поменялось. И он опять промолчал, не стал напоминать, что менять в его доме что-либо было просто некому. Окуневу – незачем. Потом она повесила шубку в прихожей, вошла в кухню, где он выкладывал содержимое контейнеров на тарелки.
– О, как вкусно пахнет, – потянула она носиком, шаркая по кухне в своих прежних тапочках.
Интересно, где она их откопала? Он же разбирал шкафы, их не видел.
– О, котлетки! – Лиза протянула руку и стащила с тарелки котлету, откусила. – Вкусно, блин, Карелин! Это в твоей богадельне так готовят? Можно ресторанчик семейный открыть.
– Придет время, открою.
Он поставил все тарелки с едой на стол, сел на стул. Хмуро глянул.
– Окунев знает, что ты здесь?
– Нет. – Она смотрела спокойно, тщательно пережевывая котлету. – А зачем ему знать?
– А зачем ты здесь, Лиза?
– Я?