Забавы Палача

Фрау Раеми не успела заметить, куда этот человек делся. Раздался странный кашляющий звук, и она уставилась на свою хозяйственную сумку, на которой неожиданно появились дырки от пуль. Из разбитых бутылок запахло ликером.

Фрау Раеми долго не могла понять, что же произошло. Держа сумку в вытянутой руке и отвернув голову, она выбросила ее в мусорный ящик. Затем фрау Раеми поехала на трамвае домой. Она не стала обращаться в полицию.

Два дня фрау Раеми не могла говорить.

– Почему ты выбрала это место? – спросил ливанец. Он оглянулся вокруг. Кафе на две трети было заполнено персонажами из фильмов Феллини: бородатые мужчины с серьгами в ушах, в потертых джинсах и больших черных шляпах, девушки отличались только отсутствием бород. И те и другие пили пиво, молочные коктейли и курили травку. Казалось, им наплевать на всех и вся. Хотя вряд ли кому из них было больше двадцати одного года, опухшие глаза и землистый цвет лица красноречиво говорили о том, что им долго не протянуть.

– Очень просто, – ответила Сильвия. – Надо было смыться, и быстрее. Ты упустил этого ублюдка. Ливанец виновато пожал плечами.

– Он сорвался с места, как только я выстрелил. Я не смог бы ничего сделать. Он слишком быстро ездит на этих роликах. Слава богу, обошлось без шума. Глушитель у “скорпиона” выше всяких похвал.

– Времени у нас в обрез, – сказала Сильвия. – Ты знаешь Кадара?

– Хорошо знаю, – угрюмо ответил ливанец.

– В следующий раз мы подойдем поближе, и ошибок больше не будет.

Ливанец молча допил пиво. Он стряхнул пылинку с отворота пиджака и не без удовольствия осмотрел свои ботинки из крокодиловой кожи. К черту Кадара, к черту Иво, а Сильвию… Он склонился к ней и вопросительно взглянул на нее.

Она отрицательно покачала головой.

– Ты не того пола.

– Руди был идеальным кандидатом для манипулирования, – продолжал Фицдуэйн, – он ждал удобного момента. Большинство подростков, как вам хорошо известно, бунтуют против своих родителей. Подростковый возраст – это время смятения, время поиска новых ориентиров, обретения своего “я”. Когда подросток отвергает одну систему ценностей, он тут же начинает искать другую. Душа не терпит духовного вакуума.

Относительно развода существуют два противоположных мнения. Одно – дети всегда страдают в этой ситуации, и другое, что они легко приспосабливаются и спокойно воспринимают двух пап, трех мам и прочих. Я не знаю, как в целом обстоит дело, но в вашем конкретном случае развод с Клер и женитьба на Эрике вызвали шок. Все ваши дети были потрясены, но больше всех Руди, после него – Врени, но я хочу поговорить о Руди.

Бунт Руди начался с того, что он отказался от вашей системы ценностей. Первые импульсы он получил от своей матери, которая, как мне сказали, предпочитала более либеральное и гуманное общество.

– У нас с ней были одинаковые взгляды, – устало заметил фон Граффенлауб, – но мне приходилось иметь дело с реальным миром, а Клер, благодаря моим деньгам, могла грезить об идеальном обществе. Мне надо было драться, заниматься неприятными вещами, идти на компромисс с самим собой, потому что мир устроен именно так, а не иначе. Я имел дело с фактами, а не с фантазиями.

– Допустим, что все было именно так, – сказал Фицдуэйн, – но проблему осложнили несколько факторов. Прежде всего Руди был исключительно умен, энергичен и чувствителен – типичный одаренный ребенок. И он не только бунтовал в душе, ему хотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее. И тогда он сделал следующий шаг: стал доискиваться, чем занимаетесь вы, рыться в ваших бумагах и так далее. Искал и нашел – он обнаружил папочкин интерес к “Вейбону”. И “Вейбон” поразил его воображение.

– Он не разобрался в том, что нашел, – возразил фон Граффенлауб. – “Вейбон” – очень мощная организация, и ее деятельность легальна. Ему удалось обнаружить кое-какие отклонения от основной деятельности, и я как раз собирался навести порядок. Но вместо того чтобы понять, что это моя оплошность, он решил, что я продажен до мозга костей. Он не желал слушать никаких объяснений.

– Нельзя требовать рационального подхода к таким вещам от подростка, – ответил Фицдуэйн, – да и сейчас вы говорите не всю правду о деятельности “Вейбона”, но не будем об этом. Я ведь хочу поговорить о Руди, а не о транснациональной корпорации, которая занимается нечистыми делами.

Фон Граффенлауб поморщился, но промолчал. Ему вспомнилось время, когда он был таким же идеалистом, как Клер, но позже ему так часто приходилось идти на компромиссы и сделки, всегда для большей пользы, а это неизбежно вело к девальвации его первоначальных духовных ценностей.

Фицдуэйн продолжал: