Забавы Палача

– Подумайте о ваших детях, и подумайте как следует. Вам еще никогда не грозила столь серьезная опасность. Риск здесь неуместен – ведь речь идет о ваших близких – плоти и крови.

Фон Граффенлауб беспомощно пожал плечами:

– Что я могу сделать? Конечно, я подумаю над тем, что вы мне сказали, но… я не могу, не могу отказаться от жены.

– Полицейские также будут охранять вашу семью, – сказал Фицдуэйн, – но у нас недостаточно доказательств, и к тому же они не смогут охранять каждого.

– Вы уже говорили с моей женой? – вопрос фон Граффенлауба прозвучал полуутвердительно.

– А она вам ничего не рассказала?

– Она сказала, что вы поужинали вместе после вернисажа, – ответил фон Граффенлауб. – Вот и все.

– Гм, – произнес Фицдуэйн, чувствуя себя не в своей тарелке при упоминании о том вечере. Он взял себя в руки. – Собственно говоря, мы беседовали несколько раз, и недавно она была допрошена в официальном порядке сержантом Ра-уфманом. Она очаровательная, немного циничная женщина. Она все отрицает, и кажется, что ситуация ее забавляет. Ведет себя она очень естественно.

Фон Граффенлауб сидел молча, чувствовалось, что он был бы рад прекратить разговор, но в то же самое время ему было необходимо узнать всю правду.

– Остров, где я живу, – заговорил Фицдуэйн, – где находится колледж, в котором учился Руди, – это наша фамильная резиденция. Мои предки живут там с двенадцатого века. Обосноваться на острове было непросто. Он был завоеван насильно, наиболее сильное сопротивление оказал друидский культ. Члены его называли себя “жертвенниками”. Во время своих ритуалов они надевали на себя маски животных. Как и тати в Северной Индии, “жертвенники” практиковались на невинных людях, грабили, убивали их, принося в жертву своему богу. В последующие столетия были обнаружены места массовых захоронений их жертв, что, собственно” объясняет, почему остров столь пустынен в наши дни. Остров Фицдуэйна, даже в наше просвещенное время, считается проклятым местом, где не пристало жить достойному христианину.

– Я что-то читал об этом, – заметил фон Граффенлауб, – в брошюре, выпущенной колледжем. Но какое отношение имеет к происходящему этот давно вымерший культ? Ведь “жертвенники” жили более семи столетий назад.

– А вы представьте, насколько привлекательна подобная организация для молодых людей типа Руди. Независимая, могущественная и тайная. Очень подходящая организация для взбунтовавшегося подростка. И для такого человека, как Палач, это – идеальное прибежище.

– Абсурд, – возразил фон Граффенлауб, – абсолютно дикое предположение. Фицдуэйн кивнул:

– Вы правы. Мои рассуждения основаны на догадках. У меня нет доказательств, что Руди был членом культа и что Палач тоже имеет к этому отношение. Но давайте вспомним о татуировке, а это уже указывает на связь с Палачом. Тем не менее цель всего этого – игры или что-нибудь посерьезнее – нам пока неясна. А сейчас разрешите вам кое-что показать.

Фицдуэйн вставил кассету с видеозаписью, сделанной рейнджерами, и нажал на кнопку. После просмотра он положил перед онемевшим фон Граффенлаубом пластиковый пакет с письмами.

– Эта запись была сделана после смерти Руди, – пояснил Фицдуэйн. – Все члены этой милой компании – студенты колледжа. Из-за масок личности установить невозможно.

– А почему вы думаете, что Руди был в их числе? – устало спросил фон Граффенлауб. – Татуировка – ну и что, кроме круга из цветов, нет ничего особенного. Знак протеста и не более того. Он мог сделать ее где угодно.

Фицдуэйн открыл пакет с письмами и показал одно из них фон Граффенлаубу:

– Узнаете почерк?

Фон Граффенлауб кивнул:

– Руди, – с горечью произнес он и сжал бумагу так, словно это могло вернуть ему мертвого сына.

– Руди враждовал с вами, мать умерла. С Врени они были очень близки. Но он нуждался в ком-то, кому мог бы довериться и кто был в стороне от событий. Он начат писать Марте. Написанное им не вносит ясности и не является уликой, но, сопоставив это с тем, что мы уже знаем, можно прийти к заключению: он, став членом организации, обнаружил, что должен поступать против своей воли. Руди попытался вырваться, но узнал, что все пути отрезаны.

– И поэтому покончил с собой?

– Нет, – возразил Фицдуэйн, – не думаю, во всяком случае, он сделал это не добровольно. Я думаю, что его либо убили, либо заставили совершить самоубийство, что фактически одно и то же. Возможно, мы никогда и не узнаем правды.

– Можно мне взглянуть на письма?

– Да, конечно, – Фицдуэйн предусмотрительно снял копии с писем, предвидя, что фон Граффенлауб захочет оставить их у себя. Читать их было тягостно. Он вспомнил последнее письмо, написанное менее чем за неделю до смерти: