“Мартинка!
Как бы мне хотелось рассказать тебе, что происходит на самом деле, но я не могу. Я дал клятву хранить тайну. Я. думал, что я все знаю, но теперь убедился, что это далеко не так и мне все это совсем не нравится. Я много думал. Здесь очень хорошо думается. Здесь так пустынно по сравнению со Швейцарией и всегда слышен шум океана. Даже не верится, что это реальная жизнь.
Но мне надо выбраться отсюда. Возможно мы увидимся раньше, чем планировали. И может, когда я буду в Берне, дела пойдут на лад”.
Фон Граффенлауб изучал письмо:
– Почему Марта не показала его мне? Фицдуэйн вздохнул:
– Руда был мертв, когда она получила это письмо. И, видимо, она решила, что нет смысла показывать его вам.
Медведь и Чарли фон Бек сидели в соседней комнате, когда Фицдуэйн после беседы с фон Граффенлаубом вошел к ним. Медведь снял наушники и выключил магнитофон:
– Он ушел?
– Да, – ответил Фицдуэйн, – он торопился на самолет, его ждут в Нью-Йорке. Его не будет неделю.
– Достаточно времени на размышления, – сказал фон Бек.
– Жаль его, – произнес Фицдуэйн, – не нравится мне то, что мы делаем.
– Мы пробуем нажать там, где можем, – возразил Медведь, – и надеемся, что это что-нибудь даст. Да, это грубо и несправедливо, но ничего не поделаешь.
– Я не думаю, что фон Граффенлауб имеет отношение ко всему этому, – заметил фон Бек.
– Нет, – согласился Медведь, – но кто, кроме него, может повлиять на Эрику?
– А ты не боишься того, что может случиться? – спросил Фицдуэйн.
– Ты хочешь сказать, что фон Граффенлауб набросится на нее, а может, и убьет? Не думаю. Но, даже если это и произойдет, что еще мы можем сделать? Палач – это не единичное убийство, это чума. И его надо остановить.
– Любой ценой.
– Что-то вроде этого, – сказал Медведь. – Но если тебе от этого легче, то могу сказать: мне это тоже не нравится.
Фицдуэйн налил себе выпить. Он чувствовал себя измотанным после долгой беседы с фон Граффенлаубом. Виски – это было то, что ему нужно. Он подлил себе еще виски и добавил льда. Медведь раскурил трубку и посмотрел на него.
– Сколько раз я тебе говорил, что когда исключишь невероятное, то все остальное, каким бы невозможным оно ни казалось, будет правдой? – поинтересовался Фицдуэйн.
– Неоднократно, – ответил Медведь, – если тебе интересно.
– Шерлок Холмс. Неужели вас, бернцев, не учат ничему, кроме языков?
– Учат, например, хорошим манерам, – ответил Медведь, – и позволь мне напомнить одну из заповедей Шерлока Холмса: не строй теорий, пока не соберешь все данные.
– Это было в докомпьютерную эпоху, – возразил Фицдуэйн, – не говоря об экспертных оценках. В любом случае мы не страдаем от отсутствия данных. Мы в них блуждаем. Чего нам недостает, так это доказательств, не говоря уже об уликах.
– А нас в Берне еще учат терпению, – вставил Медведь.
– Ну, к Ирландии это не относится.
– А как с неуловимым Иво, – включился в разговор фон Бек, – есть ли сдвиг в этом направлении?
– Сэр Иво, – сказал Фицдуэйн, – полагает, что он рыцарь в блестящих доспехах. Я его не узнал в первый момент. Я выходил из банка на Беренплац, когда эта чудная фигура в покрывале и мотоциклетном шлеме подкатила ко мне на роликовых коньках и завела беседу. Не успел я сказать что-то дружелюбное, вроде “что еще за черт?”, как он исчез. Он проделал такой маневр дважды, пока я пересекал площадь, и наконец сунул мне записку. Я чуть было не пристрелил его.
Фон Бек поежился:
– Я думаю, вам не следует говорить такие вещи. Стрелять в людей – это совсем не по-швейцарски. Кстати, власти в Ленке хотели бы знать, кто будет платить за железную дверь, которую вы прострелили. Выяснилось, что она принадлежала не сыроделу, это собственность Гемайнда [25]
.Фицдуэйн расхохотался. Фон Бек постарался сохранить серьезный вид, что было непросто в его майке с надписью “Питомник скунсов”.
– Подожди, когда увидишь счет, – сказал он, – тебе будет не до смеха. Гемайнд утверждает, что эта дверь имеет большое историческое значение. Кроме того, они собираются дать тебе орден за спасение жизни сержанта, но это уже другой вопрос.
– Ты меня разыгрываешь?
– Ничего подобного, – ответил фон Бек, – мы, швейцарцы, очень серьезно относимся к собственности.
– Иво… – напомнил Медведь.
– Да, конечно, – сказал фон Бек. – Так о чем же говорится в его записке?