Забавы придворных

Они с благодарностью занимают поля, данные им незаконным владельцем, вопреки возражениям сирот, вдов, людей благочестных, не тем озабоченные, как ими завладеть, но тем, как их удержать; и поскольку правило не дает им управлять прихожанами, уничтожают деревни, церкви и прихожан изгоняют, алтари низвергают, не боятся сокрушать и разровнять все плугом, и если б ты видел это место прежде и ныне, мог бы сказать:

нивы теперь, где Троя была[220]

.

Чтобы им быть одним, они создают пустыню[221], и хотя им не позволено иметь своих прихожан, но позволено разгонять чужих; беречь их не позволяет правило, а разорять — предписывает. Всякий захватчик хоть немного милует и щадит: или для себя придерживает захваченное и сохраненное, или, обобрав, оставляет как некую надежду для жителей, когда они вернутся, — а эти лишь о том радеют, чтобы жители ввек не вернулись. Если свирепейший разбойник предаст все огню, уцелеют для вернувшихся железо, стены и почва; что сгинет в пламени, что будет смыто наводнением, чему воздух причинит порчу, все же сохранит что-то полезное для хозяев; только набег набожности ничего не оставляет. Если отнимет король у короля королевство или обманом, или войною, каким бы он ни был тираном, все ж селяне остаются, он их не гонит, людям позволяется в отческих пределах пользоваться каким-то благополучием, и в своих домах они могут терпеливо ждать от Бога смерти тирана или другого избавления от злоключений; но кого постигает нашествие этих, тот знай, что ему предстоит изгнание вечное. В других случаях некоторых жителей выдворяют по определенным причинам, а эти без причины изгоняют всех, посему слабые от нездоровья или старости тем быстрей угасают от недостатка пищи, что им мало оставлено, чем прокормиться; ведь они всеми пренебрегаемы, и куда ни позовет голодных еда, они, бросив родителей и соседей, ищут ее повсюду, как могут, кидаясь во всякую опасность, ибо, утесненные голодом, не боятся подступающей смерти. Кого-то подловят на грабеже, кого-то на краже, и, отчаявшись вырваться из бедствий, презрев жизнь, они ни во что не ставят наказание, добровольно призывают смерть на свою глотку, которая давно толкает их на всевозможные преступления, и рады расстаться со светом, который горькими муками сделала для них несносным великая нищета. Сколь чудовищная, сколь свирепая, сколь дьявольская зараза — голод! сколь жестоко, сколь мерзостно, сколь гнусно притеснение, которое без причины толкает христиан в эту темницу! Дациан[222] и Нерон распоряжаются милосерднее, и как краткое мучение скоротечней долгой чреды тягот, так их суровость выглядит сострадательней, чем та, что порождает нищету, что не оставляет места скромности, не имеет никакой добродетели, что ощетинивается преступлениями, покрыта коростой пороков, всегда непочтительна к Богу, на все честное яро ожесточается; что наполняет галеи пиратами, ворами оскверняет города, леса вооружает разбойниками, превращает агниц в волчиц[223], с брачного ложа гонит в блудилище; что, в самой себе содержа все роды мучений, имеет больше неправд, чем у правосудия есть наказаний, больше обид, чем у того перунов, больше мишеней, чем у того стрел![224] Боже благий! как могут быть сынами Твоими те, кто производит такое с дочерьми Твоими и сынами света?

Имения и патримонии монастырей и церквей, от века ими обладаемые и законно приобретенные, эти люди захватывают и объявляют своей собственностью, хотя у них все должно быть общее со всеми христианами[225]. Они восхваляют Рим как своего благодетеля: с ним они были щедры, чтобы получить привилегию для своей алчности; был я молод, и состарился, и не видел бедняка, получившего привилегию, ни семени его, выпросившего себе льготы вопреки общему закону, так как в чьих руках беззаконие, тех десница наполнена мздою[226], и так как

не принесешь ничего — прочь побредешь ты, Гомер[227]

.