Забавы придворных

Когда Ремелин и Клодоан вступают в замок, ворота внезапно запирают, их хватают; Ремелин лишен ятр и очей; Клодоан, объявивший свое имя, пощажен. Видя, что Виган избежал смерти, королева призывает воинов и, пред ними простершись, просит поспешить, все им сказывает, все сулит; они уносятся вон, спеша убить невинного. Но Виган, уже переменив пять коней, а шестого не находя (ведь нерадивый и ленивый раб, державший там коня, не предвидя ничего дурного своему господину, отлучился поесть в соседнюю деревню), в страхе шпорит пятого, которого он не щадил, понадеявшись на шестого. Когда тот начинает сдавать у лесной опушки, Виган второпях поворачивает, завидев женщину, что прядет подле дома. Он открывает ей себя и свое положение, суля ей все что угодно. Она поручает ему качать ее младенца в колыбели, внутри дома, и тешить его, чтоб не плакал, пока она отведет глаза его преследователям. Он повинуется. Подъезжают к ней конники, наспех ее выслушивают и, не выказав недоверия, спешат дальше, однако не раз возвращаются, чтобы в усердных розысках перевернуть все вокруг ее домишка. Между тем Виган, чтобы развлечь плачущего ребенка, дает ему в руки нож с рукояткой слоновой кости и, оставив его, пока тот замолк, обходит дом внутри, ищет укрытия, с тревогой выглядывает в окна; наконец, кидаясь назад от младенческого крика, находит ребенка, наткнувшегося на нож, мертвым. На что уж ему надеяться? Страшившийся близкой смерти, он теперь, будто уже схваченный, ждет спокойно, с сухими глазами, ибо с надеждой уходит и страх. Пока искавшие Вигана вели ловитву в окрестностях, мать, обнаружив сына своего мертвым, падает чуть не замертво на его тело, а потом выскакивает в исступлении, чтобы выдать Вигана. Он падает ей в ноги, обещает стать ей сыном взамен умершего, заверяя, что никакой пользы не будет для нее в мщении, а коли она его простит, то получит надежду на великие богатства. Наконец она подается и спешит навстречу своему мужу, открывая ему все. Прельщенные надеждою на его посулы, они отводят Вигана в безопасное место тайной и безвестной тропой, покуда воины еще в дозоре. Затем Виган стягивает силы и, поведав войску об измене и своей от страхов избаве, на глазах у всех чествует своего спасителя рыцарским поясом и наделяет его многими богатствами и землями, коими доныне владеют его потомки, прозванные Сыновьями Нагого, ибо он первый, словно став из нагого одетым, из бедного стал богатым.

Виган же, дабы отомстить отцовские и свои обиды, восстает на Алана Ребрита, что переводится «король бретонцев», с такой мощью, что из столь многих городов и сел не оставляет своим врагам где голову приклонить[718] и что доныне видны следы того свирепейшего опустошения: разоренные города, развалины церквей о нем свидетельствуют. Алан ищет убежища у тестя своего, короля франков, по его посредничеству Аланова дочь и наследница выдана замуж за Вигана, и Алан вновь обретает мир. Благодаря их союзу успокаивается и долго пребывает в тиши весь тот край.

Случилось однажды, что Виган с женой играл в шахматы[719], когда его призвали к более важным делам; он оставил вместо себя верного рыцаря, чтобы тот закончил с госпожой игру, а сам удалился. Выиграв, госпожа говорит рыцарю: «Не тебе мат, а сыну слепца». Эту насмешку Виган не мог снести равнодушно: он поспешил к Алану Ребриту и застиг его врасплох; тот, разбитый, в одиночестве бежал в церковь святого Леви[720] и, закрыв дверь, смиренно молил блаженного Леви охранять один вход своими заслугами, пока сам он будет оружием удерживать врагов при другом, ибо у церкви было две двери. Не в силах войти дверью святого, враги, насилу войдя дверью Алана, вытаскивают его и прямо перед церковью оскопляют и ослепляют; из-за этого в приходе святого Леви ни одно животное доныне не может родить, но когда подходит пора родам, они уходят оттуда, чтоб разродиться. Чтобы похвалиться полным мщением, Виган унес с собой в левом рукаве глаза и детородные части Алана; утаив и дело, и намерение, с лицом улыбчивым и веселым, по возвращении домой он садится с женой за шахматы и, выиграв, бросает на шахматную доску детородный член и глаза, примолвив то, чему от нее научился: «Мат дочери слепца». Увидев это, женщина уразумела, что случилось, но, в душе пораженная даже до смерти, она, изображая веселость, говорит с безмятежным смехом, что ее господин свершил правосудие самое остроумное; и хотя ее ум всеми силами вооружается на месть, она не позволяет своему замыслу обнаружиться.