Забег на невидимые дистанции. Том 2

Заметно расслабившись, Нина выдохнула и поднесла жужжащую машинку ко лбу, откуда и начала. С затылком ей помог Ридли. Через несколько минут все было кончено. Парни, как и обещали, сделали то же самое. Трое новых людей смотрели в одно зеркало, ловя взгляды друг друга и чувствуя, как засохшая корка прошлого отваливается от них, а перемены больше не пугают.

Еще через неделю занятия возобновились. О назначении нового директора речи пока не велось. «Временное правительство» из нескольких самых опытных учителей принимало решения путем совета. Но в основном школа существовала по давно заведенному ритму, привычному всем настолько, что он сделался машинальным.

В первый же учебный день стало очевидно, что отношение учеников старшей школы к Нине разительно изменилось. Отто и Сет пришли раньше и общались у своих шкафчиков, поэтому отлично видели, как Дженовезе вошла внутрь и двинула по первому этажу привычным маршрутом, ни на кого не глядя. Зато на нее смотрели. Оборачивались и провожали взглядом. А еще с ней теперь здоровались. Абсолютно все.

– Привет, Нина, привет, Нина, здравствуй, Нина, как ты? – разноголосо жужжал этаж.

Внимание к себе привело ее в замешательство, и девушка ускорила шаг, вжав голову в плечи, невпопад кивая и опустив глаза в пол. Сет дернулся было, чтобы спасти ее, прикрыть собой, как охранник от папарацци, но Отто удержал его за рукав и покачал головой: не надо, сама справится, ты же знаешь, как она не любит выглядеть слабой.

– Привет, – бросила она, снимая капюшон. – Пойдемте уже в класс.

Никто будто не удивился, что Нина, Рамон и Сет пришли на занятия с одинаково короткой стрижкой. По крайней мере, вопросов им не задавали, даже Биллингсли. Его сестра теперь тоже смотрела на Нину иначе. За весь день не обронила колкости в ее сторону, как это часто бывало раньше, не бросила злобного взгляда, не плевалась ядом по любому удобному случаю. А в столовой вообще предложила ей свою газировку, чем ошеломила всю компанию.

Рамон проявил поразительную тактичность и на их столик претендовать не стал – теперь он сидел вместе с Меган и ее окружением. Кажется, между этими двумя завязывалась дружба, которая никого не удивила, несмотря на взаимные оскорбления, с которых новичок и главная красавица школы начали общение.

По поводу отсутствия Рамона за их столиком Сет мог только порадоваться: во‑первых, меньше риск быть раскрытым из-за неуправляемого языка этого паршивца, во‑вторых, есть надежда, что парень увлечется Меган и отвянет от его матери.

С другой стороны, иногда поболтать с ним в одной компании, например в классе или в коридоре, бывало… интригующе. Веласкес часто заговаривал на неудобные темы, которые на самом деле всем хотелось бы обсудить, но они слишком этого стеснялись. В частности, его по-прежнему волновал вопрос подозрительно близкой дружбы между Ниной и офицером.

«Кстати, – заявил Рамон немного погодя, – не думайте, будто я тогда перестал трогать Нину из-за того, что побоялся Сета. Ни капельки не так. На самом деле со мной по душам поговорил офицер Клиффорд. И мне пришлось его послушаться. Он, знаете, внушает что-то такое, когда смотрит тебе в глаза, держа руку на кобуре».

Именно Рамон озвучил, что у Клиффорда вайбы песен Ланы дель Рэй, ведь он меланхолично красив, словно полубог.

А когда над ним беззлобно подтрунивали, он самодовольно улыбался и советовал всем не стесняться своих желаний, чаще высказывать их и стараться брать от жизни все удовольствия. На этот счет он имел твердую позицию, и никто во всем мире не смог его переспорить, все только смущались и замолкали.

«Скажите спасибо, что у вас появился я, – поучал Веласкес, – вы сами слишком скованные, чтобы обсуждать интимные вопросы, а между тем это очень важно в нашем возрасте – понимать, чего тебе хочется, и не стесняться этого. Хоть кто-то займется вашим сексуальным воспитанием, ведь это не только предохранение, но и проговаривание ощущений, нормализация всего, что можешь чувствовать, взрослея, и внешних изменений. Если хочешь принять с кем-то душ, так себе и скажи, если хочешь быть чьим-то питомцем, так и признайся себе, если нравится чья-то мама, ну зачем скрывать?»

Постепенно все более-менее привыкли к столь откровенным разговорам и перестали остро реагировать на их провокационность. Это даже отвлекало от недавних событий.

Раскованностью Рамона никто не обладал, и некоторые завидовали ему в этом. Парень мог подойти к кому угодно и сказать что угодно. В каком-то смысле он был куда свободнее (и мудрее) тех, кто придерживался правил общения и вежливости, соблюдая условности и табу. Наверное, ему было проще признать чью-то сексуальность, потому что он отлично осознавал свою и не стеснялся ее.

Постепенно все возвращалось в прежнее русло, насколько это было возможно. Учащиеся стали больше думать о приближении экзаменов, о выпускном вечере и поступлении в колледж. Будущее здорово отвлекало от мрачных мыслей, неизбежно налаживая настоящее и выветривая из головы прошлое.